БеспринцЫпные чтения. Некоторые вещи нужно делать самому

— Меня всем роддомом уговаривали от Сережи отказаться. Чего только ни говорили. А я взяла. У меня муж погиб, пока я беременна Сережей была. На заводе… несчастный случай… Мы с ним пять лет прожили, а детей не было. И вот нежданно-негаданно. А Сережа с болезнями оказался. Взяла я Сережу — не могла не взять. А теперь бы вот как жила? От Сережи такая память. Столько воспоминаний…

— Как же он это все делал? Он ведь совсем не шевелился! — воскликнула я.

— У него верстак был, от отца остался. Он деревяшку зажимал, а потом обтачивал ее. У него только левая рука работала. Он ни читать, ни писать не умел. Говорил плохо. Но он так видеть мог! Увидит кошку на улице — и делает ее долго. Неделю, наверное. Пока не станет настоящей кошка — не переставал работать.

— Как же вы без него?

— Ну как… Я учитель русского языка. Когда Сережа умер — пошла в школу работать, двадцать пять лет отработала. А на старости пристроилась в музей. — Она улыбнулась. — Хотите чаю? Пока посетителей нет — давайте выпьем чаю!

И мы с ней пили чай. Потом она подарила мне одну из крошечных деревянных статуэток сына. Я пыталась заплатить, но она замахала на меня руками.

На прощание я еще раз заглянула в комнату с портретами. Лучи заходящего солнца играли на занавесках. И вдруг порыв ветра через форточку на секунду отклонил занавесь, и луч солнца упал именно на портрет Сережи. Его лицо теперь не выглядело ужасно. Просто улыбающийся мужчина с крупными грубыми чертами лица. То ли солнце изменило его, то ли я смотрела по-другому на этого совершенно больного, но необыкновенно одаренного человека…

Это было в субботу, а в понедельник я неслась по лестнице роддома, боясь, что за выходные Елена выпишется домой. К счастью, нет. Я замерла в дверях палаты, пытаясь отдышаться. Елена кормила Марка, слегка баюкая его на руках. Я вошла и тихо села напротив.

— Я вам в пятницу наговорила гадостей, — начала я. Лицо Елены удивленно вытянулось. — Я прошу у вас прощения! Я не имела права. Я очень сожалею…

Она не дала мне окончить фразу:

— Не извиняйтесь! Всё в порядке. Вы просто рассказали мне правду. Я благодарна вам, но решения своего не изменю, — сказала она с достоинством.

— Марку очень повезло, что у него есть вы! Это очень, очень здорово! У меня для вас есть подарок. — Я села рядом с Еленой и Марком и вынула небольшую деревянную собачку с замечательно добрым выражением мордочки. — Это сделал один человек… художник, с таким же синдромом, как у Марка. Его мама не отказалась от него и любила. Я надеюсь, что и у вас получится отыскать в Марке солнце. И оно будет ярко светить…

Прошло девять лет… Я слышала, что в этом году Марк пошел в первый класс, в обычную школу, а его необыкновенно яркие рисунки я встретила прошлым летом на одной из детских выставок.

Александр Маленков

Бессловесная тварь

Молчаливость — истинно мужская добродетель. Атос — вот эталон мужественности. Вместо слов у него дела, вместо эмоций — сила воли. Женщины, окруженные эмоциональными болтунами, от этого образа млеют. Млеют, млеют, пока такой Атос не достается им в ежедневное пользование.

Вот Атос молча пришел с работы, молча поел, молча сел и молча молчит.

— Ну как у тебя дела, Атосик? — спрашивает женщина.

— Нормально, — отвечает Атос.

— Как на работе? Много гвардейцев кардинала сегодня заколол?

— Угу.

— Ты что, устал?

— Не…

Тут уже женщина начинает как-то волноваться. У нее в голове, напирая друг на друга, скачут объяснения. А) Атос на что-то обиделся. Б) Атос ее больше не любит. В) Атос ей изменяет с какой-нибудь шалавой-фрейлиной. Возможно — за эту спасительную версию женщина цепляется, пытаясь быть оптимисткой, — у него просто крупные неприятности на работе. И раз он молчит, то просто не хочет о них рассказывать.

— Ну ладно, — говорит она, слегка обидевшись. — Ты, наверное, хочешь спокойно посидеть, я пойду в будуар, займусь макраме…

Мужское молчание легко принять за безэмоциональность. Но, как говорят гомеопаты, если мы чего-то не видим, это не значит, что его нет.

Дятел долбит кору дерева, даже если муравьи не ползают по поверхности. То же и с эмоциями молчаливого мужчины. Они есть, просто они ползают под толстой корой стереотипного мужского поведения. И если женщина хочет, чтобы Атос наконец раскрыл свой рот и что-то сказал, ей придется стать дятлом, продолбиться сквозь «жаловаться — не мужское дело», сквозь «все нормально», сквозь «я просто немного устал» и «могу я спокойно посмотреть телевизор?».

Девушка, сидящая на танцах, хочет танцевать, а не сидеть. Просто она ждет, чтобы ее красиво пригласили. А молчаливый мужчина ждет (не признаваясь себе в этом), чтобы его разговорили.

Ему просто нужно задать правильный вопрос. А чтобы задать правильный вопрос, как известно, нужно знать бомльшую часть ответа. «Как дела?», «Ты устал?», «Чего такой мрачный?» — неправильные вопросы. Правильный вопрос — тот, на который Атос не сможет ответить «нет». Например: «Ветер сегодня холодил былую рану?» Или: «Потертое седло опять скрипит?» Или: «Гасконец достал своими песнями?»