Бессменная вахта

Поднявшись на занесенное снегом, жалобно заскрипевшее крылечко дома Томилиной, они услышали ровный гул стиральной машины. Обычная жизнь шла своим чередом, несмотря на всякие неожиданные страсти: кражи, аресты, побеги, муки ревности.

В доме Тамары Томилиной на этот раз было прибрано. Увидя это, инспектор Мусин подумал, что хозяйка вроде бы успокоилась, примирилась с изменой любимого человека, странным его исчезновением.

Но едва предъявили постановление на обыск, она сникла, села на табурет, подняла к лицу фартук и заплакала.

Над кроватью висели фотоснимки. Иван Васильевич обратил внимание на фотографию кудрявого парня с растянутым баяном в руках. В альбоме с потертыми корками среди множества других фотографий увидели они Николая Клюева. Он был одет в военный китель, снимался вскоре после демобилизации из армии, сидел на диване рядом с Тамарой, плечом к плечу, чуть склонившись в ее сторону. Был снимок и немолодого усатого фронтовика — в гимнастерке, почти белой, видимо, вылинявшей от дождей и солнца, туго перепоясанной простым солдатским ремнем и перечеркнутой от плеча до пояса портупеей. На: груди две медали и два ордена.

— Это ваш отец Федор Семенович? — Сергеев повернулся к Тамаре.

— Да, — ответила она, вытирая фартуком лицо. — Воевал пала.

Сергеев достал из портфеля нож и положил его на край стола:

— Его нож?

— Да…

— Вы давали его кому-нибудь?

— Нет, не давала. И не знала, что нож кто-то брал. А что?

Томилина, уже переборов страх, поднялась с табурета, сняла со спинки кровати шерстяной платок, набросила его на плечи и спокойно продолжала.

— Ничего я не знаю. Ни-че-го…

— Печи давно топили? — спросил Мусин.

— Большую плиту топлю каждый день. На ней варю, от нее греюсь. А ту, в другой комнате, маленькую, редко.

— В печи заглянуть придется.

В большой плите было пусто. Плита с утра протоплена, еще жар идет от нее, но уже убрана, вычищена. Прошли в другую комнату. Открыли дверцы маленькой плиты. Эта, действительно, была холодной, давно не топленой. Но зола в ней еще лежала. Видимо, от последней топки осталась. Золы было немного. Просто плиту эту не очень старательно вычистили. Взяв кочергу, Мусин пошевелил серую кучку. Сергеев понял; что лейтенант чем-то заинтересовался. Подошел.

Из золы торчала обгорелая бляха солдатского ремня. Мусин разгреб кучку — три обгорелые пуговицы — металлические, как и бляха, скорее всего солдатские.

Томилина, прищурив глаза, смотрела в окно, за которым уныло качались на ветру голые, черные ветки тополя. Делала вид, что ее ничего не интересует.

Сергеев подошел к столу, достал из портфеля бланк протокола обыска.

Повернувшись к хозяйке, спросил:

— Одежду Клюева всю сожгли?

— Не жгла ничего.

— А это? — капитан кивнул в сторону печки. — Мы так понимаем, что среди вещей вашего мужа (капитану не хотелось называть Клюева сожителем) была военная форма, в которой он вернулся с армейской службы. И на днях вы ее сожгли.

— Не жгла я…

— Он надевал эту форму?

— На работу иногда китель надевал. Может быть, я и сожгла этот китель, но давно, потому что старый он был. Точно не помню.

— А для чего вы печь в четыре часа ночи топили?

Женщина растерялась.

— Ничего я не знаю!.. Забирайте меня, если хотите! — Томилина вскочила, краска сбежала с ее щек. Она уперла руки в бока и выкрикнула. — Ничего не знаю!.. Вы лучше у Зинки спросите, у Зинки!

— У какой Зинки? У той, что в пивном баре работает? Буфетчица?

— Именно она! Она моего Николая решила облапошить, ей замуж теперь надо стало, шлюхе. Хахали надоели, вот и старается. Как же: она и моложе, и одевается модно, и угостить всегда может! — выкрикивала Тамара, все более распаляясь. На глазах у нее опять навернулись слезы. Стараясь не заплакать, она закусила губу. Наконец, умолкла и отвернулась.

В тот же день Томилину допросил Такенов. На его вопрос о том, для чего она ночью топила печь, Томилина ответила, что никакой печи в ночное время она не топила. Наговорили на нее соседи, за что-то мстят ей или ошиблись.

Следователь спросил про Клюева. Она ответила, что ничего о нем не знает. В конце допроса опять заговорила про Зину Луневу:

— Из-за Зинки все получилось, из-за Зинки. И если напали на Николая, то опять же она виновата, Зинка! Только она!

Когда Такенов остался в кабинете один, он попросил Ивана Васильевича зайти к нему. Сергеев пришел через несколько минут, чтобы услышать интересную новость: сегодня утром майор спросил у начальника автоколонны, в которой работал исчезнувший шофер, не был ли Николай Клюев левшой. И совсем неожиданно получил ответ: да, был. Это подтвердили и родители Николая.

А на рукоятке ножа, найденного на месте, где лежал раненый, обнаружены отпечатки пальцев левой руки.