Бессменная вахта

«Вот она, наша работа, попробуй, докажи, убеди, растолкуй этой женщине, что нужно поступать так, а не иначе. Мы хотим уберечь, защитить Алексея, и она — тоже. Только по-разному. Вот и докажи ей».

— Понимаешь, Клаша, Алексей должен пойти на это только для виду, — продолжал Виктор Петрович. — И чем быстрее, тем лучше. Конечно, ему нелегко будет, однако, дорогая ты моя дочка, так надо. Пусть жулики-лавочники знают, что не работает он в депо, доверять ему больше будут. А если они заподозрят неладное, могут и убрать его. Он ведь тебе сам рассказывал, что Шарденов ему грозил. А когда схватим и обезвредим всю бандитскую шайку, Алексея с почетом восстановим на работе, народу правду скажем. Он тебя любит, Клаша, прислушивается к твоему мнению. Помоги нам, и жизнь его будет в безопасности.

— Его могут убить?

— Могут, — твердо ответил Шманов. — Самое верное сейчас — это поступить так, как предлагает Виктор Петрович. Мы с вашей помощью быстро обезвредим банду.

Клавдия глубоко вздохнула.

Решение

В тот же день Шарденов-старший, посоветовавшись со своими компаньонами по торговому делу, решил задобрить «хозяина»:

— Ты, Алексей, запомни: мы будем платить тебе больше. Ведь в твоем депо на сытые харчи и водку не заработаешь.

Алексей возразил:

— У меня сейчас времени нет, я в депо возвращаюсь, Для твоей лавки его не хватит.

— Пусть лавка моя, но компания носит твою фамилию, значит, она твоя. Заруби себе на носу: ты — хозяин, а от нас будешь получать, сколько дадим. Ты не бойся, если кто заинтересуется, у нас все бумаги в порядке. Спросят тебя, где, мол, мясо берешь, отвечай — скупаю у скотовладельцев. Да и кому до этого дело? Люди рады, что могут мясо купить, а кто такой Доронин — им наплевать. Если проболтаешься, из каких аулов привозят мясо, то, считай, крышка делу нашему, и тебе тоже.

— Компании конец? — не понял Алексей.

Шарденов криво улыбнулся.

— Тебе конец, дорогой. Будешь зарезан, как баран, ясно?

Ночная смена закончилась, и Алексей, усталый, но довольный, неторопливо направился к выходу. Шел по улице, задумавшись, и не сразу услышал оклик:

— Алеша! Алеша! — звала Клава.

«Заступать ей на смену с десяти утра. Не случилось ли что?» Взглянул на ее заплаканное лицо, прикрытое полушалком, заволновался.

— Сейчас все скажу, — тяжело вздохнула она.

Выслушав Клаву, Алексей решил:

— Я пойду в милицию…

И зашагал по шпалам. Клава кинулась было за ним, но путь преградил сначала маневренный с несколькими вагонами паровоз, потом на другую линию из мрака выполз длинный состав порожняка.

Алексей сидел на берегу реки, вспоминал прошлое, обдумывал свое, казалось, совсем никудышное положение.

Невзгоды Алексея начались давно, когда у него похитили документы. Помотавшись после демобилизации с флота по свету в поисках родных и никого не отыскав, он решил пристроиться хоть где-нибудь. Тогда-то и повстречался ему такой же, как и сам он, бездомный горемыка с сидором за плечами. Шли они, как оказалось, в один и тот же город. Доверчивый морячок обрадовался: с попутчиком веселее, о житье-бытье можно потолковать. Расторопный пехотинец ради дружбы из своего мешка достал пару вполне приличных офицерских сапог, на пристанционном базарчике сапоги «толкнули» за самогонку и краюху черного хлеба. Пошли на речку, на прибрежную зеленую лужайку, обмыли знакомство. Хмель клонил ко сну, а спать нельзя: не прозевать бы поезда, на котором решили ехать дальше. Новый друг предложил: «Ну, что, моряк, стряхнем сон, искупаемся?».

Вмиг Алексей скинул моряцкую робу и — в воду. Но тут же грохнул выстрел… Через несколько дней Алексей очнулся в рыбацкой хате. Ни одежды, ни документов при нем не было. Пехотинец исчез.

Алексея выходили спасшие его рыбаки. Он поднялся на ноги, окреп и запомнил на всю жизнь добрых людей, маленькую рыбацкую деревушку на берегу речки, возле которой чуть было не обрел свою могилу. Ему дали кое-какую одежонку, моряцкого вида как ни бывало. Тельняшка, бушлат, незаменимый зимой и летом, брюки клеш, пусть заштопанные и залатанные, лихая бескозырка, — все, что придает бравый вид моряку, заменили серая косоворотка, пропахшая рыбьим жиром фуфайка, опорки солдатских сапог. Эту справу принес ему Гаврила Иванович, старый рыбак, выловивший из реки Алексея.

— Соберем мы тебя, да куда ты пойдешь сейчас, без документов кто тебе поверит, кто хворого на работу возьмет? В городе ведь своя линия, сразу заарестуют, раз бумаг у тебя нет. Оставайся у нас, к воде ты привычный, моряком, говоришь был, а с нами и рыбаком станешь. В сельсовете бумаги тебе выправим, какие надо. Я свидетелем пойду, видел, как он, гад, пальнул в тебя и был таков с твоей одежонкой. Я в лодке около берега был и все видел…

Но Алексей твердо решил податься в город. Через день Гаврила Иванович сказал:

— На вот, всем миром собрали.

— Что это? — спросил Алексей, разглядывая замотанный тряпицей сверток.

— На дорогу тебе, деньжата. А тут, — рыбак показал на мешок, — хлеб и вяленая рыба, котелок, спички, соль. А все же лучше бы тебе остаться. В городе не оберешься горя, намыкаешься. Голодуха в городе, люди пухнут, мрут.