Бессмертный корабль

— Из Смольного наказывали передать... Три буксира и баржа с гостинцами для Керенского снялись из Кронштадта. К вечеру будут... На ремонт не жалуетесь?

— На совесть сделано, — успокаивает Белышев.

— Как же иначе? — Токарь с гордым видом поглаживает усы. — Для себя старались. «Аврора» — корабль нашенский. Буржуям от одного ее виду тошно... Ну, пойду по цехам. Ты скажи ребятам: пусть держат ухо востро. Временное правительство громадный зуб имеет на ваш крейсер.

— Выбьем зуб, не сомневайся, отец! — обещает Белышев, провожая старика до кормового трапа. — Насчет юнкеров будь спокоен. Пускай только наведаются! С незваными гостями не языком судачить положено. Скорее бы угощение для них приплыло... В крайнем случае, винтовками обойдемся.

* * *

Прежде чем жалуют незваные гости, происходит вот что.

В полдень, когда буксиры и баржа со снарядами находятся еще на полпути между Кронштадтом и заводской гаванью, на крейсере назначено заседание судового комитета. На заседании, как принято, могут присутствовать все моряки «Авроры».

Посреди помещения, которое по долголетней привычке запросто все еще называют церковной палубой, стоят окруженные густой толпой Белышев и член судового комитета плотник Тимофей Липатов. Прерывистым голосом Липатов читает команде воззвание Военно-революционного комитета, напечатанное в большевистской газете «Рабочий и солдат», только что доставленной на корабль:

— «Солдаты! Рабочие! Граждане!

Враги народа перешли ночью в наступление. Штабные корниловцы пытаются стянуть из окрестностей юнкеров и ударные батальоны... Поход контрреволюционных заговорщиков направлен против Всероссийского Съезда Советов накануне его открытия...

Всем завоеваниям и надеждам солдат, рабочих и крестьян грозит великая опасность. Но силы революции неизмеримо превышают силы ее врагов.

Дело народа в твердых руках. Заговорщики будут сокрушены.

Никаких колебаний и сомнений. Твердость, стойкость, выдержка, решительность.

Да здравствует революция!.. »

— Да здравствует революция! — гремит под железными сводами корабельных отсеков.

Быстрым взглядом Белышев обводит переполненное моряками помещение. Сотни людей в бескозырках возбужденно обсуждают прочитанное Липатовым воззвание.

Сотни голосов сливаются в не умолкающий ни на секунду гул. Моряки захвачены событиями, которыми живет в этот тревожный день весь Петроград: в Смольном и на заводах, в Зимнем и Мариинском дворцах, в казармах и на улицах, в рабочих кварталах Выборгской стороны и у витрин Невского проспекта, пестрых от множества прокламаций и воззваний.

Особняком, почти на том же месте, где когда-то выстраивали на молебнах и обеднях, выделяются теперешний командир крейсера старший лейтенант Эриксон и группа офицеров. На лице командира — беспокойство, в глазах — ожидание. Кое-кто из офицеров бледен, некоторые заискивающе улыбаются, иные высокомерно невозмутимы.

Однако никто не пренебрег приглашением прийти в церковную палубу — явились все.

— Экстренное заседание считаю открытым, — объявляет Белышев, когда вокруг него и Липатова собираются члены судового комитета: старшина сигнальщиков Захаров, машинисты Лукичев, Неволин, водолаз Белоусов и вестовой Векшин. — Вот какое дело, товарищи... Слушайте, что приказывает Военно-революционный комитет: «Петроградскому совету грозит прямая опасность: ночью контрреволюционные заговорщики пытались вызвать из окрестностей юнкеров и ударные батальоны в Петроград. Газеты «Солдат» и «Рабочий путь» закрыты. Предписывается привести полк в боевую готовность. Ждите дальнейших распоряжений.

Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться, как измена революции...»

Лязг железной двери над входным трапом заглушает последние слова Белышева.

Громыхая сапогами и прикладом винтовки по ступеням, в помещение спускается промокший матрос. Он ставит винтовку на свободное место в пирамиде у входа и пробирается к Белышеву.

Это связной. Председатель судового комитета посылал его к телеграфистам Морского Генерального штаба с наказом раздобыть у них постановление Центробалта, адресованное «Авроре».

— Под самым носом у корниловцев раздобыл! — хвалится связной, вручая телеграмму Белышеву.

Тот показывает ее членам судового комитета.

— В городе что творится! — восклицает связной. — Коса на камень... Керенский приказал юнкерам запечатать двери в редакциях «Солдата» и «Рабочего пути», а из Смольного примчались на грузовых автомобилях красногвардейцы, саперы и солдаты Литовского полка. Посрывали печати с дверей, понадавали по шеям юнкерским часовым и другим корниловцам, какие под руку попались, прогнали их, поставили свою охрану и отправились закрывать буржуйские газеты... На Морской солдатские патрули останавливают все автомобили с буржуями и предлагают господам пешком прогуляться, а ихние автомобили отдают красногвардейцам ... Интересуются, когда мы выступим и скоро ли кронштадтцы придут...

— Так чего же мы ждем? — багровея от возмущения, спрашивает вспыльчивый Минаков.