Читаем Бесы полностью

Да, и это правда. Липутин — это хаос! Правда, он врал давеча, что вы хотите какое-то сочинение писать?

Почему же врал? — нахмурился он опять, уставившись в землю.

Я извинился и стал уверять, что не выпытываю. Он покраснел.

Он правду говорил; я пишу. Только это всё равно.

С минуту помолчали; он вдруг улыбнулся давешнею детскою улыбкой.

Он это про головы сам выдумал, из книги, и сам сначала мне говорил, и понимает худо, а я только ищу причины, почему люди не смеют убить себя; вот и всё. И это всё равно.

Как не смеют? Разве мало самоубийств?

Очень мало.

Неужели вы так находите?

Он не ответил, встал и в задумчивости начал ходить взад и вперед.

Что же удерживает людей, по-вашему, от самоубийства? — спросил я.

Он рассеянно посмотрел, как бы припоминая, об чем мы говорили.

Я. я еще мало знаю. два предрассудка удерживают, две вещи; только две; одна очень маленькая, другая очень большая, Но и маленькая тоже очень большая.

Какая же маленькая-то?

Боль.

Боль? Неужто это так важно. в этом случае?

Самое первое. Есть два рода: те, которые убивают себя или с большой грусти, или со злости, или сумасшедшие, или там всё равно. те вдруг. Те мало о боли думают, а вдруг. А которые с рассудка — те много думают.

Да разве есть такие, что с рассудка?

Очень много. Если б предрассудка не было, было бы больше; очень мно­го; все.

Ну уж и все?

Он промолчал.

Да разве нет способов умирать без боли?

Представьте, — остановился он предо мною, — представьте камень та­кой величины, как с большой дом; он висит, а вы под ним; если он упадет на вас, на голову — будет вам больно?

Камень с дом? Конечно, страшно.

Я не про страх; будет больно?

Камень с гору, миллион пудов? Разумеется, ничего не больно.

А станьте вправду, и пока висит, вы будете очень бояться, что больно. Всякий первый ученый, первый доктор, все, все будут очень бояться. Всякий будет знать, что не больно, и всякий будет очень бояться, что больно.

Ну, а вторая причина, большая-то?

Тот свет.[291]

То есть наказание?

Это всё равно. Тот свет; один тот свет.

Разве нет таких атеистов, что совсем не верят в тот свет?

Опять он промолчал.

Вы, может быть, по себе судите?

Всякий не может судить как по себе, — проговорил он покраснев. — Вся свобода будет тогда, когда будет всё равно, жить или не жить. Вот всему цель.

Цель? Да тогда никто, может, и не захочет жить?

Никто, — произнес он решительно.

Человек смерти боится, потому что жизнь любит, вот как я понимаю, — заметил я, — и так природа велела.

Это подло, и тут весь обман! — глаза его засверкали. — Жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен. Теперь всё боль и страх. Теперь человек жизнь любит, потому что боль и страх любит. И так сделали. Жизнь дается теперь за боль и страх, и тут весь обман. Теперь человек еще не тот че­ловек. Будет новый человек, счастливый и гордый. Кому будет всё равно, жить

..Умереть — уснуть — Не боле; сном всегдашним прекратить Все скорби сердца, тысячи мучений, Наследье праха — вот конец, достойный Желаний жарких! Умереть — уснуть! Уснуть? — Но сновиденья? — Вот препона: Какие будут в смертном сне мечты, Когда мятежную мы свергнем бренность, О том помыслить должно. Вот источник Столь долгой жизни бедствий и печалей! И кто б снес бич и поношенье света, Обиды гордых, притесненья сильных, Законов слабость, знатных своевольство, Осмеянной любови муки, злое Презренных душ презрение к заслугам, Когда кинжала лишь один удар — И он свободен? Кто в ярме ходил бы, Стенал под игом жизни и томился, Когда бы страх грядущего по смерти —

Неведомой страны, из коей нет Сюда возврата, — не тревожил воли, Не заставлял скорей сносить зло жизни, Чем убегать от ней к бедам безвестным?

(ШекспирУ Гамлет в русских переводах XIX-XX веков. М., 1994. С. 653. Перевод М. Врон- ченко, 1828). В этом контексте более убедительным выглядит и предположение Ю. Д. Леви­на о том, что сказанные здесь же Кирилловым слова: «Вся свобода будет тогда, когда будет всё равно, жить или не жить. <.> Кому будет всё равно, жить или не жить, тот будет но­вый человек» — содержат аллюзию на заглавную строчку этого монолога Гамлета (см.: Аевин. С. 222; также см.: Криницын. 1998. С. 167).

или не жить, тот будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет. А тот Бог не будет.

Стало быть, тот Бог есть же, по-вашему?

Его нет, но он есть. В камне боли нет, но в страхе от камня есть боль. Бог есть боль страха смерти. Кто победит боль и страх, тот сам станет Бог. Тогда новая жизнь, тогда новый человек, всё новое. Тогда историю будут делить на две части: от гориллы до уничтожения Бога и от уничтожения Бога до.

До гориллы?

.До перемены земли и человека физически. Будет Богом человек и пе­ременится физически. И мир переменится, и дела переменятся, и мысли, и все чувства. Как вы думаете, переменится тогда человек физически?

Перейти на страницу:

Похожие книги