- Меньше бы ты чувствовал, Ванюша, - усмехнулся Тартищев. - А то, говорят, хорошая спина кнут за неделю чует.
Они вышли в коридор, но не успели замкнуть дверь, как в его конце появилась длинная процессия во главе с Корнеевым.
- Ну вот, на ловца и зверь бежит, - констатировал Тартищев и приказал:
- Корнеев, зайди в кабинет, Вавилов изложит тебе новое задание, а мы срочно выезжаем в Залетаево на труп.
Корнеев остановился и растерянно посмотрел на начальство.
А как же... Я вон восьмерых привел... - и он кивнул на вереницу мрачных типов со связанными за спиной руками, выстроившихся лицом к стене. Длинная веревка обхватывала их за шеи. Корнеев привел воришек на поводке, точно собачью свору.
- Ты что, в участке не смог с ними разобраться? - возмутился Тартищев. - Процедуры не знаешь? В управлении этой рвани не хватало!
- А премия? - опешил Корнеев. - Десять кошельков и портмоне взяли, финажек почти на триста рублей.
- Улики описать и в сейф, щипачей допросить и в холодную. Или мне тебя учить? - рассердился Тартищев. - А то не видишь знакомые рожи? - Он подошел к одному из воришек и схватил его за шиворот. - Этого рыжего оставь мне.
Я сам с ним поговорю! - И Федор Михайлович несколько раз сильно встряхнул лохматого рыжего босяка. - Ты, Фимка, тварь поганая, скоро из города уберешься? Обещал к весне в Томск податься; или, думал, не заметим, что ты в городе до сих пор сшиваешься?
- Господин начальник, - взмолился тот, пытаясь извернуться в руках Тартищева так, чтобы избежать оплеухи или по крайней мере получить ее по касательной, - хворый я был, чуть не загнулся от горячки. И за дело не от хорошей жизни взялся! Сами скажите, как мне до Томску добираться без финажек?
- Ладно, забирай его, Корнеев, - Тартищев оттолкнул от себя рыжего Фимку, - времени у меня нет, чтобы рожу ему начистить.
- А доля как же? Премия?
- Доля? - посмотрел на него в недоумении Федор Михайлович. - Какая, к дьяволу, доля? Какая премия? За каждого бродягу, что ли, я тебе должен премию выписывать? Так никакой казны не хватит!
- Но приказ?.. - Корнеев растерянно оглянулся на Ивана. - Вы сами, ваше высокоблагородие...
- При... - начал было Тартищев и уставился на Корнеева. И тут же перевел взгляд на Ивана. Тот смотрел на начальство преданными и по-детски чистыми глазами. - Ах, приказ? - ласково улыбнулся Федор Михайлович. - Есть приказ! Да еще какой: выплатить Савелию Корнееву премию в десять рублей за чрезмерное усердие в служебных делах из жалованья старшего агента сыскной полиции Ивана Вавилова. - Тартищев приложил ладонь к козырьку фуражки. Через минуту жду вас, господа агенты, в коляске! - И двинулся быстрым шагом по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж.
- Знаешь, Савелий, - удрученно сказал Иван, - кажется, ты меня не понял. Я имел в виду не щипачей, а "деловых", за них и вправду премию выдают.
- Сейчас я тебе покажу и щипачей, и "деловых", и приказ на роже нарисую! - И Корнеев начал засучивать рукава.
Задержанные босяки, неестественно вывернув шеи, пытались не упустить тот сладостный миг, когда агенты сцепятся в драке. Но Алексей лишил их подобного счастья, взял и попросту растащил в разные стороны двух самых тертых и хватких сыщиков североеланской полиции. Причем уложился вовремя, так что, когда он и Вавилов оказались на крыльце управления, до назначенного начальством срока оставалось пять секунд.
Их вполне хватило, чтобы сбежать с крыльца и занять места в коляске напротив Тартищева и судмедэксперта Олябьева, державшего на коленях свой неизменный сундучок. Федор Михайлович смерил сыщиков взглядом, затем посмотрел на окна сыскного отделения, там виднелась белобрысая голова и красная от негодования физиономия Корнеева, хмыкнул сердито и сказал, особо ни к кому не обращаясь:
- Еще раз повторится, и выгоню к чертовой матери!
Коляска, на облучке которой сидел денщик Тартищева Никита, тронулась с места и завернула за угол Тобольской улицы. Это случилось в то самое мгновение, когда раздраженный старший агент Корнеев двинул первому в очереди карманнику в зубы. Служба продолжалась, несмотря на то что солнечный диск уже завис над острыми гребнями далеких гор.
Глава 4
Лицо Олябьева было абсолютно безмятежным, без малейших признаков любопытства. За свою жизнь он видел слишком много трупов, и даже в более безобразном состоянии, поэтому вздувшееся тело утопленницы не вызывало у него никаких эмоций, кроме чисто профессионального интереса.
- Девицу вначале крепко избили, - сказал он, обтирая руки спиртом, затем прикончили и после того бросили в воду. Так что об утоплении и речи нет. Убийство, самое примитивное убийство. Вероятно, она сопротивлялась, под ногтями видны следы крови, а может, и просто грязи. Об этом я скажу точнее после детального обследования и вскрытия. Но на груди и предплечье хорошо заметны синяки и ссадины.
Горло перерезано махом, но не ножом, края рваные. Похоже, что орудовали осколком стекла, вернее, бутылки. Возможно, ее убили в пьяной драке.