Без иллюзий

Теперь Саша производил впечатление человека, достигшего своего естества, будучи, тем не менее, произведением собственных рук. Естество состояло в том, что он жил теперь, как мечтал, то есть – будучи человеком авторитетным и значимым в своей сфере, достаточно хорошо обеспеченным, чтобы можно было позволить себе приятный комфортный отдых либо в своей стране, либо за рубежом. Красоту мира можно было обнаружить в любом месте – была бы охота. Она не локализовалась только в широко известных местах, хотя там она тоже была безусловно. Кстати, Саша немало удивил Михаила, заявив в конце пребывания в их с Мариной доме: «Вот это был настоящий отдых!» И это, по всей вероятности, следовало считать высшей похвалой от такого человека, как он – видевшего всякое здесь и там, за бугром, знающего, что почем и что не обязательно все хорошо только потому, что за это заплачены большие деньги. Но поразмыслив над неожиданной Сашиной оценкой, Михаил согласился с ним. Он прожил неделю без всяких хлопот (если что и делалось силами гостей, то это касалось только Юли и Вити). Он делал исключительно то, к чему в данную минуту лежала его душа: хотел – читал, сидя в шезлонге, пока не уставали глаза или же тело не затекало; хотел – выходил на живописные плесы на катамаране, где обязанности капитана и матроса выполняли опять – таки Витя и Юля, а уж застольные разговоры, оживленные напитками, привезенными гостями с собой, и особенно вишневой наливкой, собственноручно изготовленной Михаилом, были просто на высшем уровне, какой можно было себе представить – все говорили на любые темы, высказывали любые взгляды, как свои, так и чужие, сшибались в разногласиях и остались при собственных убеждениях. Это была своего рода Валгалла, рай, только не для скандинавских героев, а для вооруженных интеллектуальным неубывающим оружием людей, которые ценили словесные стычки не меньше, чем скандинавы ценили райскую рубку мечами, за которой следовал искренний дружеский пир. Такое действительно не найдешь в любой выбранной по туристскому проспекту стране, если не заедешь в нее сразу общей компанией любителей подобного удовольствия, а такое возможно организовать далеко не всегда. Здесь у Саши даже перестала болеть спина. Он не чувствовал обделенности ни в чем, отдыхая даже от жены, оставшейся на подмосковной даче, где она и удовлетворяла свою тягу к возделыванию собственного огорода ради заготовки экологически чистых продуктов (такой вид отдыха его не интересовал, а раздражал). Правда, судя по его прошлому пристрастию к прекрасному полу, он мог здесь скучать без близости с одной из его представительниц, но как знать – был ли он здесь кратковременным лишенцем женской ласки, пусть и не внутри дома, а на пленере. – Не зря же Михаилу сразу почудилась фальшь в Сашиных словах насчет того, что ему неудобно ночевать в одной палатке с супругами Витей и Юлей. Так что все компоненты в высшей степени приятного отдыха имелись налицо: красота, расслабление, свежесть впечатлений, полная отстраненность от городских дел, любимые беседы, которыми можно было упиваться даже с большим наслаждением, чем хорошим вином, а потому его оценка была просто справедливой, хотя облачил он ее в форму, которая позволяла по его директорскому обыкновению обезличить похвалу от имен тех, кто доставил ему, вероятно, в стремлении проявить соответствующее естественное уважение; «вот этот настоящий отдых».

Когда настало время уезжать, Витя с Юлей разобрали катамаран, решив приехать сюда еще раз в будущем году. Михаил перевез их на своей полусамодельной байдарке (на нее пошли каркасные детали двух прежних – «Салюта» и дареного разбитого «Тайменя») через двухкилометровой ширины залив. В ней имелись места для четырех человек, и она была испытана Ладогой, Онежским озером и Белым морем. – На этой байдарке они дважды бывали с внучкой Светой и двумя своими колли даже там. Пожав руки мужчинам и поцеловавшись с Юлей, всегда готовой отправиться навстречу новым приключениям в новых местах, Михаил показал им дорогу через лес к городу. Они цепочкой, согнувшись под рюкзаками, поднялись по тропе на высокий мысовой яр, с которого открывался великолепный вид на плесы и острова в секторе трех четвертей окружности. Это вдруг щемящим образом напомнило выходы из альплагеря на восхождения в молодости. Он поймал себя на том, что уже много-много лет – и к счастью! – не ходит никуда цепочкой ни в составе группы, ни, тем более, отряда. Это давно ушло в глубину памяти, но, оказывается, не пропало. Михаил совсем не почувствовал тяги к тому, чтобы вернуться туда, в «Алибек» или в «Уллу-Тау» для хождения в вытянутой по тропе многолюдной колонне. Но горы по-прежнему привлекали, звали его к себе – и вот на тебе! – даже от вида небольшой цепочки людей под походным грузом у него защемило что-то внутри, странным образом напомнив о снежных горах на Среднерусской равнине, где, пожалуй, иногда лишь сверкающие стены облаков напоминали гигантские хребты и вершины Гималаев.