Без иллюзий

Вот его школьный друг и одноклассник Гриша Любимов, который, если он жив и здоров, вполне мог занимать место в президиуме торжественного заседания, уже как глубокоуважаемый Григорий Александрович Любимов, ныне, скорей всего академик или, как минимум, член-корреспондент – доктором он сделался давным – давно – лет сорок пять тому назад. Вот его научный путь и вообще вся карьера шла прямиком, тогда как путь Михаила был достаточно извилист и внешне не больно успешен. Завидовал ли Михаил Гришиной судьбе, такой по видимости удачной и рационально устроенной? Нет, не завидовал, наоборот – радовался везению, причем вполне заслуженному, своего друга. Было довольно странно, почему они вдруг так сблизились в старших классах. Гриша по завету своего погибшего отца – полковника с отроческих лет серьезно занимался бегом на лыжах в ЦСКА и в восьмом классе выиграл практически всесоюзную юношескую лыжную гонку на приз «Пионерской правды». Спорт превратил его в атлета с красивой фигурой, впечатление от которой не портили даже очки, которые он постоянно носил из-за близорукости. Возможно, сойтись в одну компанию, которую они сами окрестили «квартетом литераторов», на почве любви к русской литературе и ее преподавательнице Тамаре Николаевне, Грише Любимову, Гоше Гиммельфарбу, Марику Ливишцу и Мише Горскому действительно помогла общность их впечатлений от новой учительницы, появившейся в девятом классе. Она только что окончила Педагогический институт, была всего лет на шесть-семь старше своих учеников, а потому они очень быстро сблизились во взаимных симпатиях. Общей точкой общения, естественно, в первую очередь стала литература. Ни мальчики, ни Тамара Николаевна не использовали литературу в качестве пристойного покрывала для их особого, душевного общения. Легкая влюбленность была, конечно, у всех мальчишек. И симпатия к ним, большая, чем обычно, у Тамары Николаевны тоже была. Приятная эйфория от необычной привязанности стала особо дорогой стороной их школьной жизни. К восьмому марта парни подготовили своей наставнице подарок – купили вскладчину только что вышедший из печати «Толковый словарь русского языка» Ушакова в четырех томах и поднесли фото-портрет самой Тамары Николаевны, который сделал Михаил, тогда как остальные участники купили багет и вставили фотографию в раму. Тамара Николаевна была очень растрогана ими всеми вместе и каждым в отдельности. Она уже была замужем, но это не помешало Грише влюбиться в нее по всей форме. У Михаила и Гоши уже были свои любови к девушкам-сверстницам, поэтому их чувство к учительнице было в достаточной степени платоническим, тогда как у Марика дело пошло не совсем так, как у них. До того Первомайского праздника, когда старшие классы тоже были посланы демонстрировать свое полное единство с родной коммунистической партией и советским правительством, когда весь квартет держался рядом с Тамарой Николаевной, а потом она, уединяясь с каждым из них во встречных дворах, удостоила особым индивидуальным горячим поцелуем, Марик не устоял, и вслед за Гришей влюбился в литературную богиню на полном серьезе, в то время как Гоша и Михаил устояли. Было ли целью Тамары Николаевны сблизиться с каждым из своих питомцев – выпускников, одолевало ли ее специфическое любопытство, подталкивавшее к выяснению, на что способен в любви не только Гриша, но и остальные милые ей мальчики, потому что у каждого из них была своя прелесть: Гриша был умница, брюнет и атлет, Гоша – красавец – блондин с вьющимися волосами, симпатяга и удалой молодец, Марик подвижный и красивый юморист со светлым завитым чубом, Миша – лучший знаток литературы и искусств, самый мечтательный юноша во всем квартете и также блондин? Возможно, Тамара Николаевна опережала в своем развитии то время, в которое ей довелось появиться на Свет Божий и заблистать на мальчишеском небосклоне. Это ведь теперь никому не показалось бы сверхстранным, чтобы молодая привлекательная женщина устроила личную жизнь сразу со всеми членами своего кружка, да и предосудительным – тоже не очень. Мало ли кого какие сейчас устраивают браки или сексуальные игры, в которых партнеры не только не переживают, что они не единственные обладатели своей пассии, но даже и радуются за нее и за своих друзей – коллег, вместе с которыми общими силами доводят ее до сверх-оргазма, заодно получая и свой? Но тогда…Тогда это показалось бы недопустимым не только родителям мальчиков и «общественности», которые даже в страшном сне не могли бы представить себе любовь ученика и учительницы в простой паре, не то что с четырьмя или двумя участниками ее любовных развлечений. Это спустя четверть века времена изменились разительным образом. Теперь и Михаил в умозрительном плане не увидел бы ничего плохого, если бы образованная, искушенная в любовном искусстве дама ввела бы сразу всех учеников своего квартета в чертоги любви как действительно любящий наставник. Но тогда, пятьдесят два года назад, он полагал иначе, и, повинуясь долгу дружбы, рассказал Грише о том распаляющем поцелуе, который получил от Гришиной любимой, и Гоша тоже признался ему в этом, а Марик – нет, поскольку попал-таки под страшные чары, с которыми уж не мог или не хотел совладать. Винил ли Гриша Марика за то, что он изменил дружбе? Михаилу казалось – нет, потому что Гриша по себе знал силу воздействия Тамары и своего ответного тяготения к ней. Какая тут дружба устоит, если ТАК любишь? А вот со стороны Тамары это был удар, да не единичный, а тройственный. Другое дело, что два из них оказались неэффективными, но еще-то один сработал – и не просто в пользу Марика, а против того, кого она клялась, что любит! Любит вообще и притом больше, чем мужа! Нет, к этому нельзя быть готовым в восемнадцать лет без специального сексуального воспитания. И Гриша понес на своих атлетических плечах угнетающую, раздавливающую тяжесть любовного обмана, любовной измены, крушения будущности его великой любви. Михаил понимал это и старался в меру сил содействовать тому, чтобы Гриша все выдержал, потому что сам уже знал, что взамен любви, не принесшей счастья, возникнет другая, если достойно выдержишь и перенесешь всю боль предшествующей душевной травмы. Грише, судя по всему, поддержка Михаила не казалась лишней. Это укрепляло их близость, однако к поре начала дружбы не относилось. Хотя спортсменом Михаил был практически никаким (разве только бегал быстро на коротких отрезках пути, а выносливости ни скоростной, ни какой-либо другой вообще тогда не имел совершенно), у них быстро обнаружились сходные интересы. Это была еще не вошедшая в моду для серьезной реализации тяга к путешествиям на суше и на море. А что могло бы быть привлекательней для мальчишек-романтиков, чем путешествия по воде под парусами? И вот здесь-то Гриша уже был практически знаком с делом, о котором Миша только мечтал. Гришина мама, Александра Ярославна, приходилась родней крупному ученому-аэродинамику и авиаконструктору Виктору Федоровичу Болховитинову, академику академии наук СССР. Однако Гриша чаще называл его либо дядькой, либо генералом. Так вот, после победы над Германией генералу досталась реквизированная у разгромленного врага крейсерская парусная яхта с мотором на случай безветрия или попадания в критическую обстановку. Каждую весну вместе с командой яхты Гриша шкрабил, шпаклевал и красил ее корпус свежей краской, чтобы она не старела душой и легче шла в любой ветер, занимался такелажными работами, а потом под водительством дяьки-генерала или своего ровесника и кузена Юры Екимова, в котором рано прорезался стратег и тактик парусной борьбы, участвовал в походах или соревнованиях. Юру Екимова Гриша почти никогда не именовал за глаза иначе, чем Хабеасом, причем, сколько Миша ни спрашивал, что это означает, вразумительных объяснений от приятеля так и не узнал. Вот о Хабеасе даже при заочном знакомстве с ним (впервые Михаил увидел его только после окончания школы) можно было твердо решить, что это человек, определенно рожденный для занятий математикой и теоретической механикой, чего Миша не мог сказать ни о Григории, ни о себе. Хабеас нередко настолько погружался в свои мысли, что отключался от окружающей обстановки. Однажды в таком состоянии он на улице налетел на столб и так сильно приложился к нему лбом, что только и приговаривал: «Хорошо, что пополам!» Когда его спросили, о чем он, Юра ответил: – «Хорошо, что в формуле кинетической энергии Е равно произведению массы тела на квадрат его скорости, деленному пополам. А то бы, наверно, череп не выдержал и треснул». Вот ему и без рекомендации академика-генерала был ясен путь на мех-мат МГУ, но генерал и Грише посоветовал сделать тот же выбор. Михаил не мог сказать, что Гриша являлся для него высшим авторитетом, но авторитетом тот все-таки был, и поэтому он тоже задумался о мех-мате. По собственной оценке он знал, что они с Гришей на поприще математики и физики примерно одного поля ягоды. А образование по данному типу могло подходить к массе разных специальностей, в том числе и к тем, которые считались инженерными. Да что было далеко ходить? Ведь сам генерал был и академиком и авиаконструктором, причем и там и там доказал всему миру свою полноценность. Видимо, даже сам Сталин считал его более чем полезным человеком в своем государственном хозяйстве, если не посадил, как и многих его коллег по самолетостроению, в тюрьму, особенно после того, как на самолете его конструкции пропал при попытке перелететь на четырехмоторной машине через Северный Полюс в Америку экипаж Сигизмунда Леваневского, хотя сам Виктор Федорович такого оборота дела ожидал и ни дома, ни на работе не расставался с чемоданчиком с необходимыми вещами, уж слишком обычным делом были аресты в любой сфере жизни в СССР, тем более, когда имел место громкий или скандальный повод (а как иначе можно было расценить провал одобренного Сталиным перелета, если не скандалом в глазах всего мира и провалом амбициозной большевистской затеи?).