А вот у Гриши как раз после защиты диссертации произошли тематические изменения. Неугомонный ум академика Седова выбрал для себя и своей школы новое направление исследовательской работы – магнито-гидро-динамические генераторы энергии, коротко – МГД-генераторы. Гриша вкратце объяснил Михаилу, что это такое. Плазма, то есть материальная среда, состоящая не из молекул, как газ, а из обломков молекул, обладает магнитными свойствами, и если ее поток прогонять между магнитными полюсами с обмоткой, она будет генерировать в обмотке электрический ток. Плазма обычно существует при очень высоких температурах – например, на поверхности солнца находится «холодная» плазма, поскольку в ней «всего» 20.000 0С. И вот теперь для практического осуществления нового способа получения электроэнергии необходимо теоретически и экспериментально выяснить, как ведет или может вести себя плазма в различных условиях, как моделировать происходящие в ней процессы, как ее изолировать, ну и так далее. Это Михаил уже понимал. Академик Седов начал со своей школой все эти работы настолько вовремя, что он явно опередил американцев, и оттого американцы с большим рвением звали работающих по этой проблеме русских, в том числе и Гришу, к себе на всякие научные мероприятия в надежде вытянуть из них побольше того, чего еще сами не знают. Платили американцы гостям за их «любезное пребывание» очень щедро. Гриша привез из командировки массу всякой всячины – и спортивное снаряжение и разную аппаратуру, и пластинки с записями музыки, которых здесь не достанешь, и еще разное шмотье. Пребывание в Америке он проиллюстрировал также с помощью своего собственного кинофильма и слайдов. По всему чувствовалось, что Гриша поднялся уже на очень высокую профессиональную орбиту. У Михаила не осталось сомнений, что докторскую степень Гриша заработает столь же стремительно, без задержек, как и кандидатскую. Успех Гриши был понятен и закономерен, с какой стороны на него ни взглянуть. Он точно попал после школы в нужное образовательное учебное заведение к очень хорошему и дельному руководителю, постарался стать достойным представителем его школы, развивающим в частных направлениях общие идеи шефа, не выходя при этом за пределы отведенного сектора действий и демонстрируя благодарное подчинение шефу. Да и зачем ему, то есть Грише, было бы пытаться уходить от него или из-под него? Леонид Иванович Седов был ледоколом, проламывающим паковый лед по генеральному курсу, а свита его учеников разбивала обломки и расчищала фарватер для движения транспортных судов, нагруженных полезным грузом. Сам Гриша в одиночку такого никогда бы не достиг, и поэтому ему в заслугу следовало записать то, как он грамотно и точно выбрал стратегию своего поведения в том достаточно узком круге высокообразованных и успешных ученых людей, куда крайне неохотно пускают выходцев из других слоев общества, не соответствующих принятым в этом круге правилам хорошего тона независимо от того, талантливы они или не очень. Правильное отношение к корифеям, а также к их непосредственно приближенным лицам есть главный пропуск в возглавляемый ими круг. Гриша тщательно изучил эти правила и, соблюдая политес по всем его пунктам, был принят туда пока что на младшие роли. Это Михаил понял сам, когда узнал, что на майские праздники Гриша собирается в поход по реке Лопаспе. Заметив, что Гриша после этого признания сразу смутился и замялся, Михаил сказал, что не собирается проситься в его компанию, но хотел бы знать, может ли Гриша достать ему на время похода палатку в спортклубе МГУ. Это Гриша исполнил с облегчением и радостью. В пути по Лопаспе они с Леной и Соломоном Мовшовичем в двух местах встречались ненадолго с Гришиной компанией, и Михаил удостоверился, что правильно представлял себе ситуацию в ней, а также и то, что это для Гриши важный коридор к обители высшей научной власти. Там действительно были пожилые деятели, не желавшие расставаться с престижным и полезным увлечением самодеятельными путешествиями по воде, позволяющими сохранять в душе ощущение молодости; при них находились гораздо более молодые люди, как мужчины, так и женщины, судя даже по мелочам, весьма хорошо воспитанные. Среди них и находился Гриша со своей невестой Таней, принадлежавшей, как показалось Михаилу, к данному кругу по происхождению. Все эти подробности Гришиных практических действий ради дальнейшей карьеры Михаил воспринимал без удивления и без огорчения. Ему было ясно, что Гриша действует по уму, а он и дан человеку не для того, чтобы им пренебрегали. Раз в той части общества, куда он считает полезным для себя попасть, приняты такие порядки, то лучше для последующего успеха соблюдать их, а не пытаться вламываться туда с помощью грубой силы, оскорбляющей членов этого избранного сословия само́й непристойной грубостью ее природы. Но Михаил знал, что это лишь одна трасса, ведущая в высшие слои научного сословия, которой решил воспользоваться Гриша. В параллель он подготовил на всякий случай и запасную – которая и при Сталине, и при ныне действующем Хрущеве обещала едва ли не более серьезные гарантии успеха. Это был не очень уважаемый (а то и совсем неуважаемый) путь к овладению научными высотами, смотря по тому, кто возглавлял научную школу – вполне лояльный и обласканный властью лидер, или едва скрывающий нелояльность, даже если и обласканный, поневоле терпимый в силу необходимости человек, но Гриша освоил и этот путь – партийно-комсомольскую карьеру. Он последовательно и целеустремленно становился членом комсомольского бюро курса, потом факультета и, наконец, был признан подходящим активистом для включения в состав вузкома МГУ – так назывался комсомольский комитет всего университета, имеющего права районного комитета ВЛКСМ. И это было единственным, что Михаилу действительно не нравилось в Гришином поведении. Все остальное он делал верно. Окажись Михаил на Гришином месте, он скорее всего по многим причинам действовал бы так же, как он. Только вот делать карьеру в науке с привлечением к этому органов власти и политических демагогов, которые науку рассматривали только в качестве инструмента, без которого не могла бы долго существовать в этом постоянно изменяющемся мире никакая власть (хотя для нее было бы лучше, если б она могла обойтись), ему, Михаилу, бы точно было противно, а вот Грише – нет. Этот путь и его полезность был ясен ему со школьных лет. Но если в комсомол большинство вступало не из карьерных соображений, а просто ради ощущения полоноценности своего статуса в обществе (как в Германии мальчики и девочки точно по той же причине вступали в Гитлерюгенд), то уже во взрослом состоянии всем приходилось осознанно решать, хотят ли они продолжать быть (или хотя бы только считаться) активными проводниками бесчеловечной политики или нет. Эту важную точку принятия решения они с Гришей миновали разными путями. И опять-таки – это не стало поводом для того, чтобы разочароваться в Грише – просто это стало одной из многих причин, по которым жизнь разводила их по разным направлениям, пока они не перестали различать другу друга вдали. Несколько случайных встреч после этого были радостны для обоих, но в принципе ничего не меняли. Через одного из знакомых Михаил знал, что Гриша действительно стал доктором наук в то самое время, которое предположили они оба – один как заинтересованное лицо, другой – как любознательный наблюдатель. А потом и этот канал информации перестал функционировать, и Михаил лишь умозрительно пытался представить, когда Гриша станет членом-корреспондентом, но практически проверить свой прогноз не мог.