Без иллюзий

Приближаясь естественным образом к последнему рубежу, Михаил все чаще сравнивал в мыслях людей своего поколения со следующими. Как и у большинства стариков во все времена, его выводы в общем были не в пользу потомков. Отчасти это легко объяснялось тем, что дети обычно остаются должниками родителей, так же как те всегда остаются должны уже своим предкам. Но это была только одна сторона дела. Другая же никогда не становилась предметом пристального внимания – потомки слишком часто когда с безразличием, а когда и с яростью отвергали от себя духовные и культурные постижения и достижения предков, с легкостью пуская их в распыл или предавая забвению. Такую обиду было труднее простить, чем долги детей и житейские знаки пренебрежения. Ведь по существу дети сами обкрадывали себя, причем по самым ценным статьям, даже не отдавая себе в этом отчета. Сиюминутное увлечение пустышками занимало их гораздо сильней, чем ценнейший опыт прожитых и самооцененных жизней матерей и отцов, которым те от души хотели наделить чад своих, дабы лучше вооружить их против невзгод и уберечь от прегрешений для их же блага. Но вот по части готовности воспринять опыт предков у молодых сменщиков не происходило ни малейших подвижек. Наоборот – трещины между поколениями только расширялись – и притом все быстрей и быстрей. Если от библейских времен до девятнадцатого века и начала двадцатого возраст одного поколения составлял примерно двадцать пять лет, то с ускорением прогресса цивилизации и техники он снизился до семнадцати – двадцати уже во второй половине двадцатого века, а в двадцать первом грозил дойти до двенадцати – пятнадцати лет. И причина заключалась не столько в физической и гормональной акселерации детей новых поколений в сравнении с прежними, хотя, конечно, это тоже влияло, сколько в возрасте проявления неприятия и отвержения детьми ценностей из прошлых жизней – и прежде всего людского опыта, а также в том, что и родители все с большим трудом оказывались способны осваивать то новое и действительно ценное, что появилось в обиходе детей. Но и эти новые несомненные ценности часто несли в себе если не убийственные, то серьезно обедняющие натуру человека последствия. Если массовая автомобилизация грозила начисто отучить людей ходить пешком, то массовая компьютеризация и устремление людей общаться через Интернет с успехом выхолащивала из них проявления живых чувств, предоставляя взамен куцые стандартные символы – имитаторы живых эмоциональных реакций типа восклицаний «вау»!, «смайликов» и тому подобных убожеств, начисто убирающих трепетность из того, что можно ощутить при реальном личном общении или при чтении письма, написанного рукой от души. Да, самая интимная и дорогая сенсорная часть человеческого существа подвергалась все более безжалостному изгнанию из обихода, и никто не опасался, что таким образом люди сами затрудняют себе путь к счастью, если вообще не рискуют утратить возможность достижения такого возвышенного эмоционального состояния вообще, а без него какое может быть ощущение счастья? Вот по этому-то параметру, по его неуклонному уменьшению предки и вынуждены были приходить к неутешительным выводам насчет судьбы потомков. И если Лермонтов сказал: «Печально я гляжу на наше поколенье, его грядущее иль пусто, иль темно», то относительно следующих поколений можно было бы смело добавить, что пустоты и тьмы в их жизни с ходом времени только прибавится.

Это в равной степени касалось богатых и бедных, образованных и неученых, культурных и бескультурных. Даже если кто-то внутри ощущал себя человеком прошлого века, все его социальное окружение не позволяло ему полностью посвятить свою деятельность жизни в атмосфере тех ценностей, которые были ему особенно дороги.

Социальный стандарт в приложении к каждому гражданину означал предъявление к нему вполне определенных конкретных требований как положительного, так и отрицательного характера почти ко всему, внутри чего человек существовал: к одежде (в зависимости от моды и места появления), к образованности, к поведению в различных ситуациях, к табу, которые предписано уважать, находясь в обществе, к самоограничениям, на которые рекомендуется пойти ради достижения всеобщего блага в будущем.