Без иллюзий

Могут ли люди мечтать о наступлении лучших времен на Земле, точнее – смеют ли они об этом мечтать, если сами не стараются стать лучше, а с постоянной любовью к собственным персонам остаются такими же, какими они были едва ли не от начала времен? Михаил давно осознал, что нет, не смеют, и, собственно, только благодаря этому начал пытаться изменить себя к лучшему. Хвастать успехами в этом деле было почти что нечем, но все-таки некоторую поддержку себе не изнутри, а извне он определенно почувствовал. Это ощущалось по итогам многих поступков и событий, в основном не очень значительных, но заканчивающихся благополучней, чем можно было ожидать. Например, когда его однажды укусила гадюка, которую он даже не заметил в траве, он с помощью Марины обвязал ужаленную в палец руку, быстро опухшую и сразу же разболевшуюся, сырым болотным мхом – сфагнумом корнями к коже, и это сразу значительно уменьшило боль, хотя опухоль держалась долго, а кожа пошла синевато – багровыми пятнами, напоминавшими о вероятности гангрены. В больницу он не поехал, наперед зная, что противоядия от яда гадюк там нет. Оставалось надеяться на Милость Божию, и она была явлена. Опухоль, пятна на коже и боль окончательно прошли в течение недели. И, сравнивая свое выздоровление с помощью моховых обкладок с тем, как ему удалось вылечить от укуса гадюки в голову своей тогда совсем молодой собачки Яны – а на это ушло два часа после того, как они с Мариной обложили Янину голову сфагнумом и прибинтовали, после чего Михаил остался держать Яну на руках, чтобы она не сорвала повязку – он понял, до чего людской организм и его защитные системы несовершенны в сравнении с собачьими, потому что за два часа у Яны полностью опала опухоль, собака повеселела, поела и пошла гулять!

Имели место и другие происшествия, исход которых вполне мог обернуться куда хуже, чем вышло на самом деле. Вот из всего – то этого Михаил и сделал вывод, что его старания удерживаться от сомнительных поступков и побольше трудиться, совершая благие дела, как бы ни были малы его успехи, все-таки неизменно оценивались благими воздаяниями, и в итоге он теперь гораздо лучше, чем прежде, представлял, какие его деяния угодны Богу, а какие нет.