Без надежды на искупление

Занимаясь своим делом, он насвистывал, но без всякой мелодии. Таким счастливым он не был с тех самых пор, как… Он пощупал языком остатки сломанных зубов. Приятие осмотрелся, увидел, что Беспокойство на него не смотрит, и достал зеркальце, которое носил с собой, чтобы наблюдать, как заживают раны; то огромное зеркало, от пола до потолка, все еще не желало показать его отражение. Поднеся к лицу небольшое зеркало, он приподнял повязку и скривился от вида воспаленной плоти вокруг вырванного глаза, вздрогнул, увидев обезображенный рот. Разбитые и опухшие губы были покрыты неподсохшими струпьями. Хорошее настроение, которое только что испытывал Приятие, скрутилось в клубочек и исчезло, как клочок бумаги в бушующем пламени.

«Один долг погашен, – остается еще один». И только когда его товарищей-доппелей не станет, он займет место Кёнига.

Несколько часов спустя Кёниг вернулся в свои покои и свирепо посмотрел на двух доппелей, ожидающих его возвращения. Взгляд его заметался по комнате.

– Где Отречение?

– Он покинул нас, – сказал Беспокойство.

– Он растворился в воздухе вскоре после того, как ты вышел из помещения, – поддержал Приятие.

– Растворился?

Два доппеля в одну и ту же секунду кивнули.

– И вы, конечно же, понимаете, что это означает? – спросил Приятие.

Ответил на вопрос Беспокойство:

– Вы избавились от своего страха перед Отречением. Когда вы отправили Асену прочь, вы прекратили то влияние, которое она на вас имела, точно так же, как, отправив ассасинов убить мальчика, вы сломили…

– Они не имели на меня никакого влияния, – пробормотал Кёниг. – Я ни в ком не нуждаюсь.

«Этот дурак лжет даже самому себе», – подумал Приятие.

Оба доппеля склонили головы, будто признавая свою вину.

– Асена сейчас для тебя ничего не значит, – сказал Приятие.

На лице Кёнига читалось сомнение.

– Я отослал ее прочь. Я не боюсь ни предательства, ни отречения.

«Снова ложь».

– Нет, – сказал Беспокойство. – Я все еще здесь. Она все же может предать нас.

– Предать меня, – поправил Кёниг.

– Вас, – в унисон согласилась с ним доппели.

Кёниг встретился глазами с оставшимися доппелями.

– Она опасна.

Они кивнули в знак согласия.

Приятию было безразлично, действительно ли Кёниг поверил в то, что сумел избавиться от своего страха Отречения. Теперь, когда ему подбросили эту мысль, он сам станет все больше в это верить. Гефаргайсты блестяще умеют убеждать самих себя. В этом их величайшее могущество и их самая уязвимая сторона.

Глава 25

Разве не будет вера всего лишь заблуждением, если нет возможности отстоять ее?

Ферсклавен Швахе, философ гефаргайста

Разверзлось небо, и на землю с грохотом обрушились потоки дождя и града. Рассекавшие небо молнии подсвечивали темное подбрюшье нездоровых опухших облаков, которые мерцали и переливались неестественными оттенками. Небеса вопили от мучений.

Аноми, глухая после внушенных ей Кёнигом иллюзий, ничего этого не слышала. Даже потрясающие разноцветные переливы для нее выглядели ненамного выразительнее мельтешения оттенков серого. Для мертвых глаз, утративших жизнь и красоту, мир был пятнами черно-белых сумерек.

Мужчины и женщины, истощенные и покрытые грязью, бросались наперерез шаттен мердер. Жизнь ничего не значила для Аноми. Жизнь вставала перед ней, а она рубила ее на куски. Те, кто способен оказаться в Послесмертии, встречают свое уничтожение, как подарок. Аноми и ее шаттен мердер предстояло раздать много подарков. Они поднимались на горы мертвых тел, но к ним шли другие, также желавшие получить причитавшуюся им милость.

Они нападали на нее всей толпой, вонзали в нее лезвия и резали ее, били кулаками и пинали ногами. Это не имело значения. Она ничего не чувствовала.

Она понимала, что это лагерь поработителя. Она уже видела подобные сборища, пусть и не такие многочисленные. «Мальчик будет где-то здесь». Она убьет поработителя, вокруг которого держится вся эта толпа, а потом поможет Моргену Вознестись, как ему и предначертано судьбой. «Смерть будет моим даром богу-ребенку».

Похожая на удар клинка вспышка молнии на мгновение ослепила живых, но только не мертвые глаза Аноми – для нее это была просто подсветка, позволяющая лучше разглядеть окружавшую ее жуткую картину.

Ее уже поджидала, хищно улыбаясь, Гехирн Шлехтес, хассебранд из числа любимчиков Кёнига. На мгновение в ярком свете заблестели клыки Гехирн, длинные, как у собаки. Аноми рассмеялась. В сухих глазницах ее пустого черепа мерцал отраженный свет. Мертвые черепа, давно потрескавшаяся и отслоившаяся кожа, навечно застывшая на лице улыбка.

Гехирн сделала жест и выжгла все на пути, отделявшем от нее шаттен мердер. Будто волны набегающего прилива, почитатели поработителя тут же заполнили опустевший клочок земли.

Аноми снова засмеялась – воздух с диким покряхтыванием вырывался из разложившихся легких.

Для мертвых огонь ничего не значит.

* * *