Без надежды на искупление

– Ничего себе.

– Не о чем беспокоиться. Как ты уже и говорил, скоро кругом будет лежать много мечей, не нужных своим владельцам. – Штелен развернулась и нанесла удар одним из своих припрятанных кинжалов ближайшему к ней человеку с мечом. Он потрясенно издал клокочущий горловой звук и камнем рухнул оземь. – О, смотри, вот и первый меч.

Вихтих неодобрительно нахмурился, глядя на труп.

– Что не так? – возмущенно спросила она.

– Он был из моих или из твоих?

Штелен глянула на труп. Она не могла припо-мнить убитого, но ведь и большую часть остальных тоже не узнавала.

– Какое это имеет значение?

* * *

Морген с трудом ковылял на восток. Утреннее солнце еще не успело повыше вскарабкаться над горизонтом, и небо окрасилось кроваво-красным. Наступал красный-красный день.

С каждым шагом раздавалось влажное чавкание внутри его туфель. Еще ночью у него начали болеть ноги. Потом, когда он прошел на несколько часов дольше, каждый шаг стал причинять жестокие муки. Сейчас ступни онемели, и он этому радовался. Ему было страшно думать, что он увидит, когда разуется.

«Почему Кёниг не дал мне нормальных сапог вместо этих дурацких домашних туфель? Почему ни Бедект, ни Штелен, ни Вихтих не сказали ему, что такая обувь бесполезна?»

Потому что никто из них не хотел, чтобы я ушел далеко.

Даже туфли стали дня него тюрьмой. Надо бы их снять.

Нет. Он не хотел видеть свои ноги. Они будут в ужасном состоянии, а помыть их тут негде.

О боги, у него такие грязные руки. Он выковырял из-под ногтя засохшую кровь.

Один шаг, потом другой. «Зачавкала грязь под ногами».

Морген поднял взгляд от собственных рук. Солнце, скрытое за густыми облаками, было уже довольно высоко над горизонтом. На восток. Почему на восток?

Почему его отражения не могут показать ему что-нибудь полезное? Скрывают ли они от него правду, как все остальные? Кому он может доверять?

«Никому».

Он моргнул. Рукам было больно. Он оторвал кисть от дороги и тупо уставился на камушки, прилипшие к ладони. Рука была грязной. Через тонкий слой дорожной пыли просвечивали пятна красного.

«Как долго я стоял тут на коленях?»

Морген рывком поднялся на ноги и осмотрелся, ища глазами, где можно помыть руки. Нет, ничего такого не видно. Он попробовал вытереть руки о штаны, но штаны тоже были грязные.

Морген увидел приближающуюся издалека толпу. По виду они напоминали бродячий цирк, по крайней мере таким он его представлял. Можно было слышать, как высокие, напряженные голоса кому-то поют славословия. Возможно, это странствующая церковь? Он читал о таких вещах. Видел ли он что-то подобное в отражениях? Он не мог вспомнить. Он слишком мучился от жажды. Может быть, они дадут ему воды.

Морген сел на дороге и стал ждать.

* * *

Эрбрехен покачивался в своем паланкине под балдахином, а его чудовищное пузо, блестящее от пота, покачивалось в такт размеренным шагам тех, кто нес паланкин. Он чувствовал, что ягодицам как-то скользко, и подумывал, не обделался ли снова. Не важно, пока что ощущение было вполне приятное. Потом он поручит привести себя в порядок кому-нибудь из своих мальчишек.

Эрбрехен внимательно следил за Гехирн. Хассебранд сидела, сгорбившись, и, кажется, что-то ела, не показывая остальным. Даже под балдахином в такой облачный день женщина излучала тепло. Кожа у нее отслаивалась, оставляя мокрые красные пятна; можно было подумать, что Гехирн много дней провела под палящим солнцем пустыни. Вокруг нее воздух так и дрожал.

«Жаль, что сейчас не зима, – думал Эрбрехен. – Мне было бы приятно тепло, а сейчас я весь обливаюсь по́том, аж задница мокрая».

Как он раньше не понимал, насколько опасной она может стать? Его ослепила потребность в любви. В настоящей любви. Он посмотрел мимо Гехирн и увидел, как двое детей дерутся из-за тощей тушки ощипанной курицы. Он жаждал не пустого поклонения дураков. А действительно ли она отличалась от остальных? Он почти поверил, что да. Он оскалил зубы, глядя в спину хассебранд. «Нет, она точно такая же, как другие».

Он не зарычал, и оскал постепенно исчез с его лица. «Боги, как же я одинок».

Эрбрехен отвлекся от своих мыслей, увидев, как двое мужчин ведут к его паланкину светловолосого мальчика – грязного, но с нежным, свежим лицом. Даже под слоем дорожной пыли было видно, что его всю жизнь холили и хорошо кормили. Эрбрехена охватила похоть, но он подавил ее.

Не сейчас. Если это тот самый мальчик, о котором ему говорила Гехирн, то нужно сделать его своим.

Эрбрехен скомандовал остановиться, и носильщики, неуклюже спотыкаясь, встали. Приближавшиеся мужчины подвели мальчика к Эрбрехену и поставили перед ним. Мальчик, дрожавший от усталости, казалось, почти не понимал, где находится.

– Ох, бедный малыш, – замурлыкал Эрбрехен. – Я вижу, ты в крови. Ты поранился?

– Пить, – прохрипел мальчик и посмотрел на свои руки, все в засохшей крови. – Мне нужно помыться.

– Конечно, конечно. Отлично тебя понимаю. Ты! – Эрбрехен ткнул пухлым пальцем в поджидавшую неподалеку женщину. – Принеси мальчику воды. Сейчас же!

Женщина поспешила прочь.

– Морген? – произнесла Гехирн.