Без названия

   Стояла глубокая осень. Период осенних дождей сменился первыми заморозками, сковавшими землю. Первый снег выпал еще в начале сентября. В течение двух осенних месяцев Окоемову пришлось на практике познакомиться с величайшим злом, которое преследует русскаго человека с первых дней его истории -- это скверныя дороги. В осеннюю распутицу Красный-Куст буквально делался недоступным, и только Потемкин мог ухитриться, чтобы именно к этому времени подогнать доставку из Екатеринбурга тяжелой клади для его насосов. Эта кладь так и застряла на одной из станций челябинскаго тракта в ожидании перваго саннаго пути.   Окоемов как-то всегда любил эту русскую осень с ея слезами и глухой печалью. Выцветшия краски, солнечный свет без тепла, голодныя завыванья ветра, мокрая темь длинных вечеров -- все это гнало в свой угол, к своему огоньку и к своим итогам. Именно осенью так хорошо и уютно работалось. Теперь Окоемов по целым дням работал в конторе, подводя итоги сделанному. Получались крупныя цифры расходов и маленькия до смешного цифры доходов. Главное оставалось еще в будущем, т.-е. реализация сделанных затрат. В течение лета золота было добыто всего несколько фунтов, что давало в результате сотни рублей. Сережа был недоволен. Он ожидал быстраго обогащения, а тут приходилось ждать. Ему надоело даже собственное звание главнаго управляющаго, потому что оно здесь, в глуши, имело такое же значение, как звание швейцарскаго адмирала.   -- Этак мы можем и разориться,-- ворчал Сережа, "заитожив" свои гроссбухи.-- Мне надоело записывать одни расходы...   -- Тебе, кажется, не опасно разориться?-- шутил Окоемов.   -- Я говорю не о себе, а о делах.   Сережа в последнее время начал проявлять признаки скупости, настоящей скупости, и оттягивал платежи, как опытный скряга. Когда вопрос заходил о деньгах, предпочитали обращаться прямо к Окоемову.   -- Вы меня разоряете,-- сердился Сережа, когда от него требовали денег.-- Пусть Окоемов делает, что ему угодно, а я не согласен. Да, не согласен... У меня не монетный двор.   В виде развлечения Сережа в свободное время занимался подсчитыванием денег, какия он прокутил в разное время. Получались такие итоги, что он только вздыхал. Неужели он мог быть таким дураком? Можно себе представить удивление Окоемова, когда Сережа первым внес свой сторублевый пай. Он скопил из своего четырехмесячнаго жалованья.   -- Ты меня пугаешь, Сережа,-- заметил Окоемов.-- А впрочем, превосходно... Прекрасный пример всем остальным.   В проекте было сто паев по сто рублей каждый. Сейчас было уже занято около пятнадцати. Новыми пайщиками вступили о. Аркадий, учитель "Ваня" из Андреевки, земский доктор -- одним словом, дело понемногу двигалось вперед. Из первоначальной сметы предприятие давно вышло, но это не пугало Окоемова, потому что сейчас были только одни расходы. Всякое новое предприятие неизбежно связано при начале с такими перерасходами, пока не установится и не войдет в норму. В общем, особенных финансовых затруднений пока не предвиделось.   Подготовительныя работы на прииске были кончены наполовину, а другая половина была оставлена на зиму. По смете вся розсыпь могла быть выработана в течение пяти-шести лет и должна была дать, по приблизительным расчетам, около шести пудов золота. Главный недостаток произведенных работ заключался в их несвоевременности, именно, что в летнюю дорогую рабочую пору было сделано то, что следовало сделать зимним дешевым трудом. Но ждать не приходилось, чтобы не оставить без дела компаньонов. Для зимы был поставлен зимний корпус, в котором предполагалось производить промывку. Конечно, зимния работы не могли дать много.   Общий вид прииска получался довольно оживленный,-- настоящий деревянный городок. Последним зданием была приисковая больничка, в которой сейчас поселился фельдшер Потапов. Больных было мало, и он все свободное время отдавал пчеловодству, подготовляя к весне ульи разных систем. Вместе с партией медикаментов, присланных княжною из Москвы, получены были семена разных медоносных растений. Весной предполагался их первый посев. Всеми этими приготовлениями особенно интересовался о. Аркадий, хотевший завести пчельник у себя в Челкане. Он приезжал на прииск несмотря ни на какую погоду и раз приехал даже верхом, как иногда ездил с требой по своему приходу. На прииске он всегда был желанным гостем, а в глухую осеннюю пору в особенности. Даже Сережа, возненавидевший его ни с того ни с сего, теперь примирился с его присутствием и в знак свой дружбы посвятил в тайны шахматной игры.   -- Не подобает моему сану игра,-- отказывался о. Аркадий.   -- Да ведь это не игра в собственном смысле слова, а только решение известной математической задачи...-- уверял Сережа.-- Ведь математика вам не возбранена?..   -- Возбранено всякое суетное времяпрепровождение, Сергей Николаевич.   -- Ну, всего одну партию...   Раз о. Аркадий приехал с каким-то озабоченным видом и заявил желание побеседовать с Окоемовым келейно.   -- Чем могу служить вам, о. Аркадий?   -- Дело в следующем... В проекте вашей компании, Василий Тимофеич, не предусмотрен некоторый особенный случай... да. От господина студента не имеете сведений?   -- Он в Салге... Собственно, он должен вернуться сюда уже недели две назад, но почему-то не едет.   -- Так-с...   -- Последнее письмо от него какое-то странное... Пишет, что не решается оставить Салгу до перваго саннаго пути, когда отправит сюда заготовленное летом сено.   -- Правильно.   -- Но ведь сено могли сторожить караульные -- это не его дело. Потом пишет, что его задерживает еще какое-то дело, и что ему необходимо обяснить мне что-то очень серьезное.   -- Весьма серьезное, должно-быть... Дело в следующем, Василий Тимофеич: господин студент женился... да. Женился на девице духовнаго звания... Кажется, она к вам приезжала летом с сестрой -- о. Марка дочь, Капитолина Марковна. Образованная девица, хотя и светскаго образования.   -- Гм... да... это, действительно, нашим уставом не предусмотрено. А впрочем, что же, дело хорошее, о. Аркадий.   -- Именно... В городе еще можно жить одному, а в деревне это весьма трудно. Господин студент поступил правильно, т.-е. по моему мнению.   Женитьба Крестникова произвела сенсацию. Это событие послужило безконечной темой для вечерних разговоров, причем дамы выступали в качестве специалистов. Мужчины не одобряли торопливость Крестникова и некоторое легкомыслие, потому что нужно было серьезно позаботиться о будущем будущей семьи.   -- Это вечная отговорка,-- азартно спорила хохлушка.-- Все мужчины так разсуждают и женятся сорока лет, когда пройдут огонь и воду.   -- Но ведь нужно чем-нибудь жить?   -- И будут жить, не безпокойтесь... По-вашему, жениться могут только богатые люди, а вот они будут жить и без денег. Для чего деньги, когда оба могут работать? У него свое дело, у нея свое... И еще лучше проживут без денег-то.   -- А дети пойдут?   -- Много ли детям нужно...   Первое появление "молодых" на прииске явилось целым событием. Им приготовили торжественную встречу, что смутило Крестникова до последней степени. Он вообще чувствовал себя виноватым по неизвестной причине и только краснел. Молодая держала себя храбрее и сразу забрала над мужем ту власть, которую женщинам дает молодость и любовь.   Окоемов встретил "молодых" с особенной нежностью, совсем по-родственному. Этот брак вносил с собой что-то новое и такое хорошее, чему сейчас трудно было подобрать даже название. Молодая чета являлась вестником того семейнаго начала, без котораго нет жизни. Калерия Михайловна и Анна Ѳедоровна ухаживали за молодыми с трогательной материнской заботливостью, точно на них пахнуло теплом домашняго очага и своего угла. Время сейчас было свободное, и само собой устроилось домашнее веселье, особенно когда приехал случайно балагур-доктор.   -- Да, хозяйство заводите основательно,-- шутил он по обыкновению.-- А впрочем, одобряю...   Был даже устроен настоящий фестиваль домашними средствами, благо приисковыя хозяйки могли щегольнуть всем своим, начиная от домашних наливок и кончая вареньем. Калерия Михайловна жалела только об одном, что не могла представить индейки -- эта статья еще отсутствовала. Меню было составлено под руководством Сережи, который оказался великим знатоком по части гастрономии. За ужином он же сказал приличную случаю речь, построил ее на положении, что самая экономная хозяйка -- природа, и что вся жизнь заключается именно в разумной экономии своих способностей, средств и вообще сил, а брак является величайшим выражением именно такой экономии. За ним говорил доктор в своем обычно-шутливом тоне:   -- Я могу пожалеть только об одном, что природа из экономии не сделала меня оратором... Я покоряюсь своей судьбе и скажу молодым просто: здравствуйте!..   Окоемов все время молчал. Он тоже не был оратором, а специально в этом случае в особенности. Ему как-то вдруг сделалось тяжело и грустно, и он только из вежливости, не желая, нарушать общаго настроения, не ушел в свою комнату. Что-то такое обидное и несправедливое проснулось в душе, и Окоемов еще никогда не чувствовал собственнаго одиночества так ярко, как в данный момент. Да, скверная вещь одиночество...   Затих дневной шум, затих шум импровизированнаго праздника, и все разошлись по своим комнатам. Окоемов вперед знал, что не уснет целую ночь, и приготовился к этому. Он слышал, как окончательно заснул весь приисковый городок,-- даже собаки не лаяли. Только неустанно работал один мозг, вызывая сцены, лица, предположения. Отчего Настасья Яковлевна ничего не напишет из Москвы? Девушка казалась ему теперь такой далекой-далекой, точно она и не жила никогда под этой кровлей. Да, жила, уехала, и ничего не осталось. Окоемов сомневался даже в реальности утренней сцены в день отезда. Неужели она пожала ему руку в ответ на его немой вопрос? Ведь это было красноречивее всяких слов.