(без) Право на ошибку

Я включила ледяную воду и подставила под нее трясущиеся пальцы. Холод немного привел меня в чувство. Приложила озябшие ладони к горящим щекам и глубоко задышала.

Мне-все-рав-но.

Я-спо-кой-на.

Наконец, решилась выйти из туалета и двинулась не за стол, а к администратору, протягивая ей карту:

— Рассчитайте.

Голос был спокоен. Отлично.

Осталось лишь выйти на улицу, найти первое попавшееся такси — их здесь стояло всегда не мало — и убраться подальше. И не ходить ни в какие общественные места, пока мне доподлинно не станет известно, что Веринский уехал.

Я почти ушла. Почти исчезла из зоны его влияния. Почти спаслась.

Но когда я уже подходила к двери, услужливо открытую охранником, меня придержали за локоть.

И низкий, чувственный, ненавистный голос сказал с грубоватым смешком:

— Ты опять так быстро уходишь… Разве ты не рада видеть меня, На-астя?

ГЛАВА 5

Михаил

Пять лет назад.

— Отдашь мне ее?

Я поморщился.

Внимание Артема к моей секретарше начало раздражать.

Чего он так в нее вцепился? Настя и рядом не стояла с теми красотками, что крутились вокруг любвеобильного Горильского.

Миленькая и умненькая девочка, невинная на первый взгляд и очень хорошая — именно хорошая, а не притворяется хорошей. Конечно, как и у каждого мужчины, у меня мелькнули пару раз мысли о том, что было бы неплохо вытряхнуть Настю из этих одежек, распустить ее волосы и посмотреть, как невинное выражение в ее глазах сменяется на страстное желание.

Но я не собирался спать со своей секретаршей. И не собирался делиться и «отдавать» ее кому-то. Пока она мне нужна самому.

Артем это знал.

А я знал, что он постоянно пытался отбить у меня всяких пташек. И я даже иногда позволял ему это — пусть потешит свое эго, никто из них не привлекал меня настолько, чтобы устраивать вокруг показательные танцы. Но что попадало мне в руки оставалось моим. И друг, как правило, не зарывался. А вот тут завелся. И я даже понимал, почему — напуганная девочка старательно игнорировала его внимание, что делало ее еще более желанной.

Вот только он ее трахнет и забудет, а мне будут подавать соленый от слез кофе. Нет уж. И секретаршей к нему не пущу — обойдется.

Друг продолжил уговоры, но я лишь отрицательно качнул головой и посмотрел так, что Норильский заткнулся. Глаза его странно сверкнули, и он вдруг заявил:

— Ты в нее вцепился, потому что она тебя не замечает — вот тебе и интересно.

— Она меня не замечает, потому что я и не пытался вызвать ее интерес, — возразил спокойно, но что-то кольнуло. Настя и правда не смотрела на меня, как на мужчину. Где-то боялась, где-то переживала, но не сделала за эти недели ни одной попытки привлечь мое внимание. Чем и была ценна.

И мне это нравилось. Разве не так?

Только один раз, тогда, на собеседовании, я увидел на мгновение вспыхнувший интерес, но больше — ничего.

Но интересно ли мне это? Я и не думал, пока Артем не заговорил об этом. У меня было слишком много работы и дел, о которых стоило подумать. И собственные секретарши должны были от части этих дел избавлять — а не добавлять новый груз.

— Ты так уверен в себе? — в голосе Горильского слышалась провокация.

Хочет поиграть?

Хм, почему и нет. День был тяжелый, можно и развлечься. Если я не ошибаюсь, спустя полминуты Настя принесет нам кофе, так что у меня была возможность поставить заместителя на место и не возвращаться к этой теме больше.

— Смотри, — я кивнул, предвкушающе улыбаясь, и глянул на дверь.

Я знал, на что велись девушки. Не важно какие. О да, им всем нравились мои деньги и атмосфера богатства и власти, которая меня окружала. Но прежде всего они велись на мое желание. Если я его проявлял. На искренний интерес к тому, чтобы разложить ее немедленно и трахнуть. На обещание, что это будет лучшим сексом в ее жизни. Обещание, которое не обязательно было выражать словами. Достаточно было и взгляда.

После двойного тихого стука Настя зашла, пятясь так, чтобы тяжелая дверь не пришибла ненароком поднос со стоящими там чашками и сахарницей. Видимо от усердного труда она сняла пиджак и осталась в одной блузке кремового цвета. И вот без пиджака смотрелась очень даже ничего. Во всяком случае бедра и чуть оттопыренная попка вполне напрашивались на прикосновения. А скользнувшая по спине коса в моем воображении вдруг оказалась накручена на кулак, в то время как ее хозяйка оказывалась на коленях и…

Она обернулась.

Сделала несколько шагов.

И широко распахнула глаза, встретившись со мной взглядом.

И честным будет сказать, что то желание, которое вспыхнуло во мне, было непритворным. И не потому, что я будто впервые разглядел эту девочку и с досадой подумал, что не так уж и не прав был Артем. А потому что в ее глазах вместе с испугом мелькнуло обещание чего-то настолько фееричного, что в паху тут же заныло.

Так бывает. Простушка оборачивается тигрицей, готовой на все — и способной на все — в постели. Страстной, выматывающей, крышесносящей.

И иногда это можно почувствовать.

Настя, будто не видя ничего перед собой, кроме меня, споткнулась и полетела вниз, раскидывая все свои конечности.