— Не подскажешь, куда устраивалась? Мало ли, пересечемся с этим…
Я внимательно смотрю на него. И вижу, что разозлен.
И мне хочется плакать. Потому что это первый случай, когда за меня готовы порвать.
Я где-то слышала, что только тот мужчина достоин быть рядом с тобой, кто всегда возьмет в руки ружье и защитит тебя во что бы то ни стало. Такое вот вполне себе конкретное пояснение безликого «как за каменной стеной».
И пусть все это только иллюзия, только сегодня, но я без ума от этой иллюзии.
Я скрываю слезы за очередным глотком. И качаю головой.
— Все в прошлом.
А я хочу жить в настоящем. Сегодняшним моментом.
Но об этом мы не говорим.
Приносят закуски. Я заказала салат, а мужчина — какие-то совершенно потрясающие даже на вид крабовые шарики, которые он хватает пальцами, обжигается, макает в соус и тянет в рот.
Я смотрю, как завороженная.
И даже не сразу понимаю, что следующий кусочек предназначен мне. В том, как Михаил протягивает закуску нет ничего от кормления собаки или более слабого существа. Со мной делятся. Я открываю рот, не отрывая от него взгляда, и скольжу губами по его пальцам, а потом и прикусываю их. И тут же вижу, как расширяются его зрачки, почти полностью заполняя радужку.
Мне кажется, я сейчас задохнусь.
Возбуждение захлестывает меня — не знакомое, яркое, странное.
А Веринский возвращает свои пальцы себе и вдруг облизывает их кончики.
Низ живота тянет. И я стискиваю ноги, но становится только хуже.
Я уже хочу уйти — и в то же время не хочу торопиться.
Доедаю действительно вкусные салат. Впиваюсь зубами в потрясающее мясо — на горячее мы оба выбрали стейки. Внутри полыхает. Мне хочется прижаться к нему, воткнуться носом, наконец, в эту чертову ключицу, облизать его кожу…
Я облизываю вилку с остатками густого соуса.
А потом не выдерживаю вдали от него, скидываю туфлю и прикасаюсь ногой к его ноге.
Я видела такое в фильмах и мне всегда казалось это совершенно идиотским действием. А сейчас — единственно правильным вариантом. Веринский вытягивает ноги вперед. И я трусь о них ступней, будто не моя это ступня, а забредшая кошка.
Я отказываюсь от десерта.
Михаил от кофе.
Расплачивается и подхватывает меня. Прижимает к своему горячему боку и будто хочет упихать подмышку. Он выше, крупнее. Рядом с ним я чувствую себя совсем хрупкой. Спотыкаюсь, и он притягивает еще крепче.
Усаживает в машину и садится рядом.
Не прикасаясь больше.
Вот только его расслабленная поза обманчива. Я вижу краем глаза, как быстро поднимается и опускается его грудь и чуть подрагивают пальцы. Мы не целуемся как сумасшедшие, не ласкаем друг друга, как описывают в любовных романах. Мы просто сидим рядом, едва-едва соприкасаясь плечами и смотрим вперед.
И это меня заводит так, что начинает потряхивать.
Небольшой дом в центре города за огражденной территорией. Совсем немного машин и много зелени. Тишина.
Это не отель. Его дом. Я узнаю адрес и кусаю губы, чтобы не улыбнуться. Он привез меня к себе, а не в безликий номер.
Отпускает водителя и берет меня под руку.
На мгновение я представляю, что вот так и будет — всегда. Мы будем возвращаться откуда-то вместе, возвращаться домой… И гоню о себя прочь эти мысли.
Лифт доставляет на третий этаж, где всего одна дверь. А я чувствую все возрастающую неловкость. Куда я лезу? К кому? В чью жизнь?!
Я не решаюсь войти.
И Веринский подталкивает меня в спину. А я замираю в прихожей, боясь оторвать взгляд от пола, мучительно краснея от осознания, что вот так, сама, добровольно пошла за ним.
— Передумала?
Вздрагиваю.
Мне хочется ответить «да». Мне хочется ответить «нет».
Поэтому молчу. И понимаю, что ужасно боюсь. Всего. А он вдруг осторожно разворачивает меня к себе и жарко шепчет на ухо:
— Ты всегда сможешь меня остановить. Поняла?
Киваю. И позволяю снять с себя пальто и туфли. Он и правда присаживается и снимает их сам, и гладит мои ноги, ступни, осторожно продвигаясь вверх.
Я снова чувствую возбуждение. А когда его пальцы доходят до края чулок и касаются голой кожи судорожно вздыхаю.
Он встает и нежно меня целует. Легко-легко. А потом нежность сменяется на страсть. Заколки в моих волосах на его пальцы, которые зарываются в густые пряди. Его одежда на голую кожу.
Я и сама не понимаю, как оказываюсь раздета.
Мужчина подхватывает меня на руки и несет в мягком свете напольного освещения. Я почти не вижу обстановки, я вообще ничего не вижу. Я, наконец, утыкаюсь в его шею и втягиваю носом так, будто хочу запечатлеть его запах на всю жизнь.
Виски, ваниль и древесина.
Несмело касаюсь его кожи языком. А потом смелее, бормочу, что всегда хотела это сделать.
— Я знаю, — его голос хриплый. Опустошающий. Проникающий в душу — еще больше, чем его взгляд.
Настоящая погибель.