(без) Право на ошибку

Которым он как-будто обнял меня, оторвал от стены, к которой я оказалась приколочена, и унес прочь из этого гадкого места.

Миша весь подался вперед, и я осознала, что он вскочит по малейшему моему знаку, чтобы помочь и вытащить меня из колодца, наплевав на правила поведения в суде и на последствия. Уведет и заругает за то, что я полезла во все это. Осознала, что ему плевать, насколько на судью повлияют мои показания или их отсутствие.

И это не из жалости и не из чувства вины. А потому что он считает меня личностью, которая достойна любой помощи, любых, даже сумасшедших поступков и действий.

И вдруг подумала, что впервые ощущаю его кем-то равным. Человеком, с которым я нахожусь на одной плоскости. И не только мировоззрения.

Потому что я больше не была девочкой Настей, которую надо водить за ручку. Учить, уговаривать. Которую можно вышвырнуть или заставить делать то, что она не хочет. Смутить или напугать.

Расслабленно выдохнула и распрямила спину.

А потом холодно улыбнулась придурку, хорошо делающему свою работу.

— Нет мне не плохо. И да, я отвечу.

Михаил

Я ждал этого суда каждую секунду того времени, что прошли с момента, как Настя вышла из моего кабинета.

Увидеть ее снова. Вот что мне хотелось.

А еще хотелось перестать быть таким нормальным — кем я старался быть или хотя бы казаться ради нее. Вместо этого приехать в отель, схватить в охапку так, чтобы затрещали кости и целовать, ласкать ее до тех пор, пока она бы не взмолилась о пощаде.

Пока бы не согласилась бы снова впустить меня в свою жизнь. Не важно для чего.

Но я сдерживался. Договаривался с собой, а это было гораздо сложнее, чем договориться с любым другим человеком. Уговаривал себя, что ей это не нужно, что раньше ей от меня доставались только боль и унижение, и что следует учитывать ее желания и просьбы.

Сдерживался, а сам дурел от мыслей, что мы с ней в одном городе. И каждое утро просыпался с таким стояком, что не мог даже выйти в таком состоянии из дома. Матерясь, сбрасывал напряжение, запрещая себе даже думать о ней — и тем не менее представлял ее губы вокруг моего члена, раскинутые ноги, руки, которые впивались в мою задницу, притягивая к себе так близко, словно она хотела, чтобы мы слились в одно существо.

И в несколько движений кончал, как мальчишка.

Мне надо было завести себе новую постоянную любовницу. Хотя бы. С прошлыми было что-то не то — они быстро надоедали, и я сваливал в закат, неизменно награждая дорогим подарком. Высматривать девок в клубах тоже уже не хотелось. Это в тридцать меня развлекала возможность снять быстро кого-то — одним только взглядом, парой возбуждающих словечек и шампанским.

В сорок это умение отчего-то не радовало.

И глядя сегодня на Настю я понимал, отчего.

Она растерялась поначалу, когда зашла. Потрясающе красивая и яркая. Мне тут же захотелось обнять и увести ее, утащить прочь от всей этой мерзости, что сейчас будет твориться. Но я только ободряюще пожал ей руку, чувствуя как растекается тепло от этого прикосновения по всему телу.

Я даже не думал, что так замерз.

А потом ее проводили на место. И мир замер. Я видел только Настю, только ее волнение, которое она даже не показывал — но я чувствовал его, будто мы были сиамскими близнецами, связанными каким-то каналом, по которому передавались наши эмоции.

Смотрел, не отрываясь. Я уже давно не гордился тем, что могу одним только взглядом заставить человека испытывать страх, заставить нервничать или просить, что могу показать собственную власть или похоть. Но сейчас мне захотелось воспользоваться собственным умением и дать ей возможность ощутить мою поддержку. Передать ей уверенность на расстоянии.

Хотя, нужна ли ей эта уверенность? Настя и так была великолепна. По силе, духу. Я не встречал раньше кого-то, подобной ей — именно такой, какая она есть сейчас.

Как-будто прозрел. Если так можно назвать ощущение, будто я напросился на встречу с Гудвином и получил от него то, что так хотели Страшила, Железный дровосек и Лев. Будто именно сейчас у меня вдруг появились мудрость и способность ценить эту женщину. Сердце, которое вопило от любви.

И храбрость, чтобы принять ее отказ.

Я не отрывался от ее лица. Но она смотрела в сторону. А потом этот мудак, которого мне захотелось просто разорвать, начал прямым текстом поносить ее, и я увидел, как она сжалась, побледнела, осела на этом долбанном твердом деревянном стуле.

Ну же, девочка, только скажи слово — или моргни — и я вытащу тебя отсюда и тебе не придется отвечать на уродские вопросы, не придется снова вспоминать произошедшее!

Почувствовала и подняла голову. На мгновение ее глаза расширились и она вцепилась в меня взглядом, запойно выпивая все, что я мог передать ей, наполняясь и распрямляясь, и уже уверенно вскидывая подбородок.

Выдохнула.

И вместе с ней я.

Храбрая, сильная, яркая. Женщина, которой можно гордиться, которую нужно любить и защищать.

Которую хотелось присвоить себе одному без остатка.