Без семьи

Вначале она только слушала, пристально глядя на меня, а потом начала отбивать такт ножками. Затем, как бы подхваченная музыкой, принялась кружиться по кухне. Она не умела танцевать и не делала обычных па, но грациозно и весело кружилась в такт музыке.

Сидя у камина, отец не сводил с неё глаз. Он казался растроганным и хлопал в ладоши. Когда я окончил вальс и остановился, Лиза подошла ко мне и очень мило сделала мне реверанс. Потом, постучав пальчиками по арфе, она этим попросила меня сыграть ещё.

Тогда я начал играть и петь ту неаполитанскую песенку, которой меня научил Виталис.

При первых аккордах Лиза опять встала передо мной. Губы её шевелились, как будто она про себя повторяла слова. Когда я запел последний, особенно грустный куплет, она отступила на несколько шагов и с плачем бросилась к отцу.

– Довольно, – сказал тот.

Тогда я повесил арфу на плечо и направился к двери.

– Куда ты собираешься идти? – снова спросил меня садовник.

– Сначала хочу увидеть Виталиса, а затем буду делать то, чему он меня научил, – играть на арфе и петь.

– Так ты решил продолжать это занятие?

– Ничего другого я не умею делать.

– Тебя не пугают большие дороги?

– У меня нет дома.

– Неужели ночь, которую ты только что пережил, не заставит тебя одуматься?

– Мне бы, конечно, хотелось иметь свой тёплый угол и спать на кровати, но ничего не поделаешь.

– Ну что ж, ты можешь иметь и то и другое. Оставайся у нас. Конечно, тебе придётся много трудиться: рано вставать, целый день работать киркой – одним словом, в поте лица зарабатывать кусок хлеба. Но зато тебе не придётся ночевать под открытым небом, рискуя умереть где-нибудь под забором. А когда ты будешь есть свою похлёбку, она покажется тебе особенно вкусной, потому что ты сам её заработал. Мне кажется, что ты хороший мальчик и мы полюбим тебя, как родного.

Удивлённый этим предложением, я не сразу понял, в чём дело.

– Ну что ж, решай, подходит это тебе? – спросил садовник.

Я находился в отчаянном положении. Только что умер человек, с которым я прожил несколько лет и который относился ко мне как родной отец. Я лишился и своего любимого друга – умного, доброго Капи. Предложение садовника принять меня в свою семью утешило и ободрило меня. Значит, не всё для меня потеряно: я могу начать новую жизнь.

Меня очень привлекала возможность жить в семье: эти мальчики станут моими братьями, хорошенькая малютка Лиза будет моей сестрой.

В моих мечтах я не раз представлял себе, что нахожу родителей, но я ни разу не подумал о том, что у меня могут быть братья и сёстры. И вот теперь я мог их иметь.

Я быстро скинул с плеча ремень арфы.

– Это достаточно красноречивый ответ, – улыбнулся садовник. – Вижу, что моё предложение тебе понравилось. Повесь арфу вот сюда, на гвоздь, а в тот день, когда ты захочешь уйти от нас, ты её снимешь. Только, по примеру ласточек и соловьев, выбирай подходящее время года, чтобы пуститься в путь.

– Я уйду от вас только для того, чтобы разыскать Виталиса.

– Правильно, – согласился садовник.

Дом, у калитки которого мы свалились, принадлежал садовнику по фамилии Акен. В то время, когда я попал к нему, вся его семья состояла из пяти человек: отца, двух сыновей – Алексиса и Бенжамена и двух дочерей – Этьеннеты и самой младшей, Лизы.

Лиза была немая, но немая не от рождения. Она потеряла дар речи после какой-то болезни в возрасте четырёх лет. Это несчастье не повлияло на её умственные способности; напротив, она была очень развита и не только всё понимала, но и могла хорошо объясняться жестами. В бедных семьях, да и вообще во многих семьях, больной ребёнок часто бывает заброшен и нелюбим. Но Лиза благодаря своему мягкому и доброму характеру избежала этой участи. Братья относились к ней так, что она не чувствовала своего несчастья, отец не мог на неё наглядеться, старшая сестра её обожала.

Матери у них не было. Жена садовника умерла через год после рождения Лизы, и с того дня старшая сестра Этьеннета заменила в семье мать. Она не могла посещать школу: ей нужно было готовить пищу, чинить одежду отца и братьев, нянчить маленькую Лизу. Несмотря на то что Этьеннета сама была ещё ребёнком, ей приходилось работать целый день, вставать рано, чтобы приготовить завтрак для отца, отправляющегося на рынок; ложиться поздно, позже всех, так как после ужина надо было убрать посуду и постирать бельё; летом в свободные минуты она ещё занималась поливкой цветов, а зимой вставала ночью и накрывала посадки соломой, чтобы они не замёрзли. Заботы не оставляли Этьеннете времени на то, чтобы играть и смеяться, как другие дети. В четырнадцать лет её кроткое личико было уже задумчивым и печальным.

Повесив арфу на указанное место, я начал рассказывать о том, как мы, усталые и голодные, возвращались в Париж, не найдя приюта в каменоломне Жантильи. Внезапно я услышал, что кто-то скребётся в наружную дверь, а затем раздался жалобный визг.

– Капи! – воскликнул я.

Лиза быстро подбежала к двери и открыла её. Капи бросился ко мне и, когда я взял его на руки, стал с радостным визгом лизать мне лицо. Он весь дрожал.