Без семьи

– Ты наш старший сын, – продолжал отец. – Когда я женился на твоей матери, одна молодая девушка, мечтавшая, что я возьму её в жены, воспылала жгучей ненавистью к своей сопернице. Желая нам отомстить, она украла тебя и увезла в Париж, где и бросила на улице. Мы искали тебя повсюду, но, конечно, не в Париже, так как не могли предположить, что тебя увезли во Францию. Мы считали, что ты погиб, и никогда бы не нашли тебя, если бы три месяца назад эта женщина, опасно заболев, не рассказала нам всё перед смертью. Я немедленно поехал во Францию и обратился к комиссару того квартала, где тебя подбросили. Там мне сообщили, что ты был взят на воспитание каменщиком по имени Барберен. Я тотчас же отправился в Шаванон, но оказалось, что Барберен отдал тебя странствующему музыканту Виталису и что ты вместе с ним бродишь по Франции. Так как я не мог оставаться дольше во Франции и разыскивать Виталиса, то поручил это дело Барберену и дал ему денег на поездку в Париж. Я попросил его, когда он найдёт тебя, немедленно сообщить об этом в контору «Грэсс и Галли». Я не мог дать Барберену своего лондонского адреса потому, что наша семья живёт здесь только зимой. Мы торговцы и в тёплое время года разъезжаем в повозках по Англии и Шотландии. Вот каким образом, мой мальчик, через тринадцать лет ты вновь обрёл свою семью. Я понимаю, что ты немного испуган, ты нас не знаешь, не понимаешь языка, на котором мы говорим, так же как и мы не понимаем тебя, но я надеюсь, что скоро ты к нам привыкнешь.

Пока я внимательно слушал рассказ моего отца, мать накрыла на стол, поставила тарелки, разрисованные голубыми цветами, и металлическое блюдо, на котором лежал большой кусок жирной говядины с картофелем.

– Вы, верно, здорово проголодались, мальчуганы? – спросил отец, обращаясь ко мне и к Маттиа.

Вместо ответа Маттиа сверкнул своими белыми зубами.

– Итак, сядем за стол, – сказал отец.

Раньше чем сесть, он пододвинул дедушкино кресло к столу. Потом, повернувшись спиной к огню, нарезал мясо и раздал каждому из нас по большому куску вместе с картофелем. Хотя я и не получил никакого воспитания, но всё же удивился тому, что мои братья и старшая сестра ели руками; они окунали пальцы в подливку и облизывали их, и ни отец, ни мать не обращали на это никакого внимания. Что касается дедушки, то он был всецело занят едой, и единственная рука, которой он владел, беспрерывно двигалась от тарелки ко рту. Если ему случалось уронить кусок из своих дрожащих пальцев, мои братья смеялись над ним.

Я думал, что по окончании ужина мы проведём вечер всей семьёй у очага. Но отец сказал, что ждёт к себе друзей и что надо ложиться спать. Взяв свечу, он провёл меня и Маттиа в сарай, который примыкал к комнате, где мы ужинали. Там стояли две большие повозки, в которых обычно разъезжают странствующие торговцы. Он открыл дверцу одной из повозок, и мы увидели две койки, расположенные одна над другой.

– Вот ваши постели, – сказал отец. – Спите спокойно!

Так встретила меня моя семья – семья Дрискол.

Глава XIV

Я в ужасе от своих родителей

Уходя, отец оставил свечу, но запер снаружи дверцу повозки. Нам не оставалось ничего другого, как лечь спать, что мы и сделали, даже не поболтав, по своему обыкновению, и не обменявшись впечатлениями дня.

– Покойной ночи, Реми, – сказал Маттиа.

– Покойной ночи, Маттиа.

Маттиа, так же как и я, не имел желания разговаривать, чему я был очень рад.

Если я не хотел разговаривать, то спать я тоже не хотел.

Я потушил свечу, но не мог сомкнуть глаз, думая о событиях прошедшего дня и ворочаясь с боку на бок на своей узкой койке. Я слышал, как ворочается Маттиа, занимавший верхнюю койку, и понял, что он также не может уснуть.

– Ты не спишь? – шёпотом спросил я его.

– Не сплю.

– Ты нездоров?

– Нет, я чувствую себя хорошо. Только всё подо мной качается, как будто я всё ещё на море.

Но это ли мешало Маттиа спать? Скорее всего, ему не давали спать те же мысли, что и мне. Мы были с ним очень близки, он горячо любил меня и, понятно, не мог оставаться равнодушным к моей судьбе.

Сон не приходил, время шло, но так как поблизости не было башенных часов, то я не мог определить, который теперь час.

Вдруг я услышал довольно сильный стук в ту дверь сарая, которая выходила на улицу. Стучали несколько раз через определённые промежутки, затем в нашу повозку проник свет.

Меня это очень удивило, и я быстро огляделся вокруг, а Капи, спавший возле моей койки, проснулся и зарычал. Я увидел, что свет проникает через небольшое оконце, находящееся в той стенке повозки, где были приделаны наши койки. Ложась спать, я его не заметил, потому что оно было занавешено изнутри. Половина этого оконца была над постелью Маттиа, а другая половина – над моей. Боясь, чтобы Капи не разбудил весь дом, я зажал его морду рукой и посмотрел, что происходит снаружи.

Я увидел, что отец вошёл в сарай, затем быстро и бесшумно отворил дверь на улицу. Потом так же тихо закрыл её, пропустив внутрь двух мужчин, нагруженных тяжёлыми тюками.