Без смягчающих обстоятельств

На этот раз на столе уже стояла бутылка воды из холодильника и три стакана.

– Отдышитесь, – посоветовал Масленников. – В такую жару имеет смысл приходить в морг. Прошу прощения за черный юмор.

– Спасибо, – проговорила Настя. – Никогда еще вода не казалась мне такой вкусной.

– Мы что-то решили? – мягко спросил Александр Васильевич.

– Да… – медленно сказала Настя. – В смысле – нет. Мы не сможем устраивать публичную казнь близким Миши, потому что уголовников от природы и тюрьма не исправит. А у мальчика вся жизнь будет переломана, изуродована. Он так гордится сейчас, что учится в школе, где знали его отца, вспоминают его с восхищением. А теперь он может стать для всех сыном убийцы того прекрасного Новицкого. Только не подумайте, что я испугалась за себя, за свой покой. Александр Васильевич, я не знала покоя с той самой проклятой первой любви, не знаю и сейчас. Меня временами, целыми годами тоже, кажется, не было. Я была олицетворением страха, боли и стыда. Дело в том, что я по безмятежности ступила на чужую территорию. Но меньше всего хотела расплаты обидчика. Он сам был своей жертвой. Кирилл, наверное, не мог не притянуть к себе своих убийц. И не моя задача – срывать с бездны страшных тайн ее кровавые покровы. Все, что я чувствую сейчас, – желание прикрыть этого ребенка от мук, которые известны мне как никому.

– Я понимаю, – кивнул Масленников. – И принимаю вашу позицию. Как я уже говорил, расследование всей деятельности больницы – это задача профессионалов. Но то, что вы хотите оставить в ранге тайны, таким и будет.

– Есть еще кое-что, – произнесла Лариса. – Это моя инициатива, Настя, извини, что раньше не сказала. Просто не была уверена, что сделаю это. Помнишь, ты мне сказала, что оставила немытой чашку Миши после того, как вы попили вместе кофе. Сказала: «Вдруг решусь сделать тест ДНК». Поставила ее в шкафчике. Я протерла ее салфеткой, когда ты отвернулась. Тест готов. Я его сравнила с тестом твоего Антона. Миша не брат ему и, стало быть, не сын Кирилла. Думаю, охотиться за ДНК «дяди Федора» не стоит. Все ясно.

– Не совсем поняла, – задумчиво сказала Настя. – А зачем ты это сделала? Какая, в конце концов, разница?

– Для меня большая разница. Миша – очень хороший, необычный мальчик. А ты же знаешь мою навязчивую идею. Мне захотелось узнать, нет ли риска для него – продолжить жизнь страшного гена Кирилла. Такая болезнь ему не грозит. А гена убийц ведь не существует – так, Александр Васильевич?

– Тут все очень сложно. И тест ничего не покажет. Могу лишь подтвердить факт, что сын убийцы может быть порядочным человеком. Сам не раз наблюдал. Убийца – это не диагноз. Это случайный человеческий брак, мозг, устроенный таким образом, что в нем отсутствуют понятия добра и зла. И по своим изуродованным нормам убийцы часто физически и психически здоровы. Есть такой выбор природы: добро обречено на борьбу со злом. От зла нет лекарств, для сознательных убийств нет смягчающих обстоятельств. С убийц-медиков особый спрос: им проще других совершать преступления и незаметно уходить от ответственности. Недавно в Британии медсестре-акушерке суд дал тринадцать пожизненных сроков. Она убила тринадцать новорожденных младенцев. Вот сколько стоит самая маленькая жизнь.

– Знаете, Александр Васильевич, – сказала Настя, – а мне стало легче от того, что вы дали нам исчерпывающую информацию, доверили полную правду. Все стало на свои места. И да, ни для кого нет смягчающих обстоятельств, в том числе для меня, которая так долго пряталась в тумане неизвестности и непонимания. Не знаю, больная правда – это наказание или награда, но мне с ней ужиться проще, чем с ее отсутствием. Я по-прежнему в панике только по одному поводу: не знаю, что сказать Мише. Как, о чем, какими словами… Его же так легко погрузить в кромешное горе и недоверие ко всему миру.

– Мише пятнадцать лет? – уточнил Александр Васильевич.

– Да.

– Хороший возраст. Пытливый мозг начинает задавать вопросы, чистая совесть учится отличать добро от зла, а полудетская, не огрубевшая, все еще нежная душа тянется к свету и хранит надежды. У меня предложение, – сказал Александр Васильевич. – Я мог бы поговорить с мальчиком. Обо всем. Уже по-мужски и с позиции старшего друга. Человек способен справиться с любой правдой, нужно лишь помочь ему расставить акценты, определить и сравнить вес собственной, осознанной боли знания и тяжесть бетонной плиты незнания, запрета и лжи. Здоровый разум выберет знание, истину. Мне кажется, я найду слова. Не нам оскорблять этого человека обманом. Он справится. А для всех остальных пусть все останется как есть. Он выбрал себе отца. Не думаю, что у Миши не было догадок по поводу «дяди Феди». И он один пожалел бесконечную жертву гена, судьбы и преступных замыслов. Он один был прав, просто некому было это все рассказать. Это его первое везение, Настя, то, что он верно выбрал вас в качестве союзника. Значит, он уже не один.