Без срока давности

Она опустилась на локти, утыкаясь лицом в сбившуюся постель. Вцепилась в нее так, что побелели костяшки пальцев. Кажется, что-то пыталась сказать. Его имя? Это имело значение… раньше, когда ему хотелось слышать, как она зовет его в минуты экстаза, как содрогается от оргазма с его именем на губах. А теперь, если бы это и повторилось, то все равно было бы ложью. По имени зовут любимых, а между ними нет и не может быть никакой любви. Это только похоть, а значит, неважно, что произносят сейчас ее уста. Что бы ни сказала сейчас – неважно. Все слова – в прошлом. Они утолят эту сумасшедшую потребность друг в друге – и разойдутся. Навсегда.

Еще один толчок – и новый стон. Ее влажная кожа на расстоянии нескольких миллиметров, а потом совсем близко. Вплотную. Бугорки позвонков под пальцами, тонкая шея… – надави чуть сильнее – и жизнь оставит это совершенное, бесстыдное тело. И он почти готов был стать убийцей… хотя не это ли сделал уже, оставшись рядом с ней? Переступив черту и шагнув туда, откуда нет возврата. Уничтожил тот хрупкий мир, что долгие годы строила жена. И себя самого уничтожил, падая в бездну вместе с этой, этой…

Запутанные волосы, в которые так хочется зарыться лицом. Ее запах, сладким ядом проникающий под кожу. Обхватил ее руками, притягивая ближе, вжимая в себя с такой силой, что и сам почувствовал боль. Пальцы опустились на живот, скользнули выше, накрывая грудь и ощущая твердые камушки сосков. Он едва представил, как трогает их губами, обводит языком – и рот наполнился голодной слюной.

Выдохнул и навалился сверху, прижимая женщину к постели. Прикусил кожу на спине, двинулся выше, прочерчивая языком влажную линию от изгиба плеча к шее. Здесь тоже останется след от его губ. Потянул за волосы, заставляя повернуть голову, и впился в уже и без того распухший, истерзанный поцелуями рот. Толкнулся языком в его жаркую глубину, повторяя тот же ритм, с которым вонзался в послушную, пульсирующую плоть.

И время как будто остановилось или, наоборот, растянулось на бесконечность, и весь мир сосредоточился только в них двоих. Завладевшее телом наслаждение, растущие спазмы внутренних мышц, подталкивающие к самому краю. И за край. Сердце, что готово выскочить из груди, короткая боль, сдавившая напряжением, – и взрыв, жаркий огонь, растекающийся по венам. И ее содрогания, и соленая влага на раскрасневшихся щеках. Дрожащие губы, от которых он не мог оторваться. Целовал и целовал, пил ее всхлипы, стоны, пьянея еще больше.

Почему он никогда не испытывал ничего подобного с Ритой? С нежной и ласковой женой, верной и так сильно любящей его? С ней было хорошо, но никогда, даже в самые сокровенные моменты он не терял голову. Не переживал чувства, для которых человеческий язык еще не нашел определений.

Дыхание лишь немного восстановилось, а в глазах смотрящей на него женщины опять бушевало пламя. Все та же животная страсть, что снедала его и что вновь закрутилась внизу живота болезненной спиралью.

– Ведьма… – выдохнул, невольно приподнимая бедра, когда она обвела кончиком языка распухшие губы и опустила взгляд на его снова ожившую плоть.

И это тоже представлял… слишком часто. Когда засыпал, ворочаясь в постели. Когда принимал душ, ощущая, как горячие струи хлещут по телу, представлял ее на коленях перед собой. Дерзкую и покорную одновременно. Смотрящую вот так же жадно. Готовую на все, что он захочет.

Раньше, в их общем прошлом, таких желаний у него не возникало. Да и с Ритой предпочитал более традиционные приемы. А сейчас смотрел, как ненавистная ему женщина пожирает его глазами – и умирал от желания. Будто и не было ничего несколько минут назад. Будто не горели они вдвоем в этом пожаре.

Она знала, что делать. Знала, как лишить его, и так уже безумного, остатков рассудка. Научилась соблазнять, впитала в себя эту силу за годы без него. Скольким мужикам снесло от нее крышу, скольких целовали и ласкали эти бесстыжие губы… Он не хотел об этом думать – и не думать не мог. И хотел ее еще сильнее, презирая себя за это.

Она склонилась к груди, лизнув поочередно затвердевшие соски. Двинулась ниже, терзая медлительностью, теперь уже с его губ срывая хриплые стоны и мольбы не останавливаться.

Он ненавидел себя за эту слабость. А ее – еще больше. Что власть такую имела над ним. Ждал, почти не дыша, когда губы сомкнутся, наконец, на восставшей плоти, когда можно будет ворваться в ее рот, вбиться в него до самого горла. Покоряя. Или покоряясь.

По телу разливалось тепло. Дурманило голову, оплетало со всех сторон, концентрируясь в паху и заполняя все пространство между ног. Он ускорил толчки, погружаясь резче и жестче, вцепился в волосы, притягивая ее голову еще ближе к себе. Снова не интересуясь, что происходит с ней, – слишком острым было собственное удовольствие. Лишь когда накрыло новой волной оргазма, дернул женщину на себя, впиваясь в плечи так сильно, словно кости сломать хотел.