Сергей же предупредил, что ничего не изменится. Да и без этих его слов она и так знала, что он не станет строить с кем-то отношения за спиной жены. И даже бы и стал – точно не с ней. Не с той, которую ненавидит всеми фибрами души.
– Правду, – коротко бросил Астахов, поворачиваясь к ней и снова одаривая тяжелым взглядом. Застегнул оставшиеся пуговички на рубашке, словно броню на себя нацепил, отгораживаясь от нее. – Рита не заслуживает того, чтобы я ей лгал.
– Прости меня, – прошептала внезапно дрогнувшим голосом. Закусила губу, сдерживая подступившие слезы. Вот только разреветься перед ним не хватало, добавляя ко всему прочему еще и демонстрацию собственной слабости.
Вместо ответа Сергей усмехнулся. Дина подняла на него глаза, натыкаясь на полный горечи взгляд. Действительно, о чем это она? О каком прощении может идти речь? Как будто слова, даже самые правильные, могут изменить прошлое. Стереть ошибки. Залечить нанесенные раны.
– Мы с тобой, кажется, давно исчерпали свой лимит на прощение, – выдохнул мужчина тоже едва слышно, но все равно царапая внутренность этим обжигающим откровением. И ушел.
Хлопнула дверь – и Дина сорвалась, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась, захлебываясь слезами и душащим отчаяньем. Рухнула обратно, на сбившиеся простыни, все еще хранящие его запах, выпуская, наконец, все накопившееся внутри.
Слезы скоро иссякли, а вот безысходность подступила еще ближе. Что ей делать дальше? Как жить с этим неподъемным грузом? Как снова встречаться с Сергеем на работе, выполнять какие-то дела и не иметь возможности обнять? Прикоснуться?
Почему он ушел так быстро? Жены ведь нет дома. И не будет до утра. Он бы мог остаться на еще несколько безумных часов…
Из глаз снова потекли слезы: от жалости к себе и от осознания собственного бессилия. Дина ведь была уверена, что это не повторится. Когда он – в каждой клетке. Когда любая мысль – о нем, и даже во сне не расслабиться и не отрешиться. Когда недостаёт воздуха каждое мгновенье без него, и ты пытаешься сделать глубокий вдох, но вместо облегчения приходит новая волна боли. Она оплетает тело, будто змея, и нет ни сил, ни желания сопротивляться.
Никогда в жизни не пробовала наркотиков, но то, что переживала сейчас, было самой настоящей ломкой. Дикой, ничему не подвластной потребностью увидеть его рядом. Подышать им хотя бы ещё минуту. Ощутить, как скользят пальцы по телу, вычерчивая каждый изгиб и предугадывая желания, – и снова почувствовать себя живой.
Утро пришло так быстро, а то, что случилось ночью, теперь напоминало сон. Самый сладкий в жизни и с самым горьким пробуждением. Мучительно хотелось вернуться к нему, в его руки, в жаркие объятья, ловить ударами сердца жаркие поцелуи, и больше не отпускать никуда. Если бы только могла, отдала бы что угодно, да только не существовало цены, которую можно было заплатить за это.
Так и не оделась после ухода Сергея. Сползла с кровати и остановилась перед зеркалом, рассматривая – нет, не себя, – следы на теле от бесстыжих и таких желанных ласк. Прижала ладони к лицу, все еще ощущая на собственной коже его запах. Удержать бы, навечно им пропитаться, чтобы хотя бы это принадлежало только ей. Не выпила ни глотка, но была пьяной, переполненной им, но так и не насытившейся. А теперь – что дальше? Как жить дальше, если он не просто ушел на этот раз, но забрал с собой и сердце, и душу?
Мучительную тишину ее квартиры неожиданно разрезал звонок в дверь. Заставил вздрогнуть, напрячься, представляя, кто бы это мог прийти. Больше всего на свете хотелось думать, что это Сергей. Вернулся, чтобы урвать еще несколько запретных мгновений, в которых она так нуждалась.
Но Дина знала, чувствовала, что пришел точно не он. Просто потому что не могло такого быть. Ничего к лучшему – это не ее случай. Все может стать только хуже. Еще сложнее.
И в этом она убедилась уже через минуту, когда, укутавшись в махровый халат, все-таки решилась открыть дверь.
Глупо было спрашивать, где жена Сергея взяла ее адрес. И зачем пришла. Будь Дина на ее месте, давно бы вмешалась, требуя, чтобы мужа оставили в покое. Рита и так держалась очень долго.
Отступила в коридор, пропуская гостью в квартиру. Теперь все воспринималось совсем не так, как раньше. Тогда, в офисе, во время предыдущих встреч Рита раздражала ее. Злила. Вызывала жгучую, едкую ревность. Сейчас же осталось только чувство вины. Оно встало в горле удушливым комком, не позволяя вздохнуть, сдавило грудь и противными мурашками расползлось по телу. От волнения вспотели ладони, а колени сделались ватными. И хуже всего было то, что Дина не знала, как вести себя. Не было у нее ни подходящих слов, ни объяснений.