Без суда и следствия

— Во, вишь, сидит, — отреагировала на меня первая, — а чавой-то сидит? Наркоманка небось! Своих ждет.

— Сколько всякой швали развелось! Вот мою приятельницу на прошлой неделе ограбили! Такие же, как эта!

— Эй, ты, — крикнула первая, — а ну иди отсюда, а то щас милицию позову! Ишь, сидит! Совсем стыд потеряла! И прямо напротив милиции — управы на таких нет!

— А че им милиция? Она у них на откупе. Мне такое рассказывали… Идемте, вы лучше не связывайтесь, а то подрежет! Бомжиха! С этими наркоманами лучше не связываться!

Старухи вышли из подъезда. Я вынула из сумочки зеркальце — неужели я действительно похожа на бомжа? Нормальные люди на лестнице часами не сидят!

И тогда мне стало страшно. Что же я делаю! Ради чего? Кто знает, вдруг я появилась на свет только для того, чтоб закончить свою жизнь в психбольнице? Или попасть на кладбище — за неделю, за месяц… Или, может быть, даже завтра. Так вернее. Можно сидеть в подворотне хоть до второго пришествия — меня все равно найдут и убьют. А собственно, чего я тут сижу? Что я пытаюсь высидеть? Только место на кладбище. Когда я поняла, что меня убьют, первой мыслью стало вернуться домой, собрать чемодан и навсегда свалить к матери в уездный городок, предоставив событиям идти своим чередом. Тем более что Андрей вообще никаких моих усилий не стоит (если попытаться разобраться в этом). Вторая мысль — оставаться на месте. Третья — мне теперь вообще уже все равно. Пусть убьют. Так даже легче. Может, это и к лучшему, чем так жить. Я даже могу специально выйти на улицу, чтобы стать там отличной живой мишенью. От неизвестности было страшно. Я почувствовала, как на моих глазах выступили две скупых слезы — только не поняла, от чего: от холода или от страха. Я родилась на свет, чтобы быть брошенной на помойку, замерзнуть от холода, усталости и дождя в вонючей, грязной подворотне, где каждая моя клетка замирала от холода и ужаса…

Прошло три часа. Я дала себе слово сидеть хоть до завтрашнего утра, до тех пор, пока хоть что-то не увижу. Я до сих пор не понимаю, на чем базировалась моя уверенность. Логикой ее невозможно было объяснить. Я что-то чувствовала, верила, что к какому-то определенному результату должны привести мои действия. И скорей всего этот результат будет именно здесь и сейчас. В сотый раз я повторяла самой себе:” ты никогда ничего не докажешь. Ты просто умрешь. С мафией бороться невозможно. Умереть — это единственное, что можно сделать.» Разве еще отступить. Может, Ивицын был прав, и отступить — самое правильное решение. Может, я ошиблась во всем, и сейчас ничего уже не может произойти.

И тогда я увидела то, что ждала на протяжении трех долгих часов. В здание входил Роберт. Роберт! События не замедлили последовать. Минут через пять он вышел под руку с Ивицыным, они сели в машину, стоящую возле здания, и куда-то уехали. Это была машина Ивицына. Я выскочила из подъезда, но они уже скрылись. Впрочем, преследовать их не имело смысла. Я все равно узнаю, куда они поехали — днем раньше или днем позже. Конечно, Роберт не босс, и не убийца! Существует одно обстоятельство…

Через пятнадцать минут я звонила в двери Юлиной квартиры. К этому меня привело простое логическое заключение: Роберта привела ко мне Юля, значит, ей кто-то его порекомендовал. О Юле я не думала ничего, я не знала. Дверь мне не открывали долго, Я твердо знала, что она должна быть дома. Все это уже начинало меня тревожить. Приоткрыв щелочку, Юля ахнула:

— Ты?! Извини, я сейчас.

Она вновь захлопнула дверь, я услышала топот босых ног. Минуты через три меня впустили в квартиру. На Юльке был длинный халат, видно было, что она только встала с постели… В прихожей на вешалке висела мужская кожаная куртка, стояли мужские туфли.

— Танечка, ради бога, ты не могла бы подождать на кухне?

Ждать на кухне? В другое время — почему бы и нет? Но теперь я давно уже оставила в прошлом деликатность и скромность. Я оттолкнула Юлю, загораживающую мне проход, и ворвалась в спальню, широко распахнув двери. В Юлькиной кровати лежал официальный герой-любовник, хозяин четвертого канала. При моем появлении он нахально улыбнулся. Из-за моей спины Юлька подавала ему какие-то отчаянные знаки. Мы все трое не произнесли ни слова. Я вышла из спальни, потащив Юлю за собой. В кухне она вырвалась.

— Ты совсем охамела! — Голос у нее был глубоко возмущенный.

— Мне надо с тобой поговорить.

— Это слишком! Как ты посмела врываться в мою спальню?!

— Заткнись! Скажи ему, чтоб проваливал!

— Это ты проваливай! Сука наглая! Вон из моей квартиры!

Не знаю, подействовало ли на меня ожидание в подворотне или то, что довелось мне узнать, но только я размахнулась и влепила Юльке здоровенную пощечину.

— Ты что? — обалдела она.

— Пусть он проваливает! Я не шучу!

Юлька неуклюже дернула плечом и вышла. Вскоре я услышала, как хлопнула входная дверь.

— Он ушел, — сказала она, вернувшись на кухню. — Что происходит?

На ее щеке выступило красное пятно от удара.

— Не ожидала, что это он! — усмехнулась я.

— Кто ж еще? Что все это значит? Ты врываешься в мою квартиру…