Без суда и следствия

Честно сказать, ее выбором я был потрясен. Вечный неудачник без определенного рода занятий, какой-то вшивый художник, да еще и женатый, вдобавок живущий на хлебах у сестры жены… И к тому же — странное совпадение — сестра его жены была моей самой лучшей любовницей. Из разговоров с Юлей я мог составить представление о том, что такое этот тип. Письма завораживали, но меня поразили не они, а то, что этот придурок изъяснялся с ней таким старомодным способом. Писал письма. Конечно, он не мог ее не заворожить. Она рассказала, что даже ездила с ним в Крым. Разумеется, этот тип был не той кандидатурой, которую я мог выбрать в супруги для самого близкого человека в моей жизни. Но что я мог сделать? Она его любила. В душе я предчувствовал, что это скоро все закончится. Но она говорила все время: разве мужчина, который пишет такие письма, может ее не любить? А полгода спустя она рыдала у меня в кабинете, рыдала истерически, с надрывом и горько, подряд несколько часов. Влюбленный субъект не собирался на ней жениться. Я все это знал заранее, но то, что знал заранее, я не мог ей сказать. В припадке отчаяния она хотела разорвать в клочки эти письма, но я не дал. Я забрал их и спрятал в сейфе.

Тогда уже я понял, что это нечеловечески больно. Видеть слезы самого дорогого для тебя человека. Я решил сохранить письма, чтобы когда-нибудь больно ударившему ее подонку предъявить счет. Но я говорил ей стандартные, ничего не значащие утешительные фразы. Я утешал ее так, как всегда в детстве. Когда она была маленькой, то, если ее обижали, даже родители, она сразу прибегала ко мне. Я говорил, что он еще может передумать и она не должна сдаваться, что он еще может снова вернуться к ней. И я предложил оплатить ее учебу в юридической академии и снимать хорошую квартиру в городе. Она согласилась и вроде бы утешилась. Через некоторое время она нашла шикарную двухуровневую квартиру, которая стоила пятьсот долларов в месяц. И я снял эту квартиру, потому что ни в чем не мог ей отказать. Помню, когда мы только туда вошли, она сказала: «Теперь я буду находиться поближе к Андрею…» Я обалдел: «Нина, что ты делаешь…»

— НИНА??!!

— Да, конечно, Нина. О ком же я еще могу говорить? Нина, моя сестра.

Я задохнулась от ужаса, и на какую-то долю секунды мне показалось, что все плывет, как в полусне, перед моими глазами и что вновь захватывающий кошмар не закончится никогда. Кошмар. Я не могла сказать иначе. Все, что я хотела, — просто узнать, кто убил этих детей, и вытащить Андрея из тюрьмы. И вот, расследуя три детские смерти, я натолкнулась — на что?! Я пришла сюда только для того, чтобы выяснить, является ли этот человек убийцей. А вместо этого окунулась в жуткий кошмар прошлого…

По инерции я попыталась сопротивляться:

— Она не могла быть вашей сестрой, потому что ее фамилия — Кравец… И она была не замужем…

— Вы, как всегда, все прекрасно знаете! Нина Кравец — моя младшая сводная сестра. Фамилия нашей матери — Филядина-Кравец. Мой отец умер, когда я был совсем маленьким, мать вторично вышла замуж за человека по фамилии Кравец. От этого брака родилась Нина. Так и получилось: старший сын — Филядин, дочь — Кравец. Что тут можно не понять? Мать не занималась ни мной, ни Ниной. Девочка практически выросла на моих руках. Я полюбил ее как родную дочь. Я для нее зарабатывал деньги. И когда я вышел из тюрьмы и разбогател (видите, вы даже не знали, что в молодости я сидел в тюрьме), я решил дать ей все. В своей жизни я не любил никого, кроме этой девочки. Ни одной женщины. Никого. Для меня она была самым близким человеком. И поэтому я страдал вдвойне, когда кто-то причинял ей боль.

Он замолчал, повернулся ко мне спиной. Не собирался молчать. Просто переводил дыхание.