– Эту девку зовут Ольга Волгина, я не ослышалась? Степа! Посмотри на меня! – Мать поймала его руку и впилась ногтями в пальцы. – Эта девка – дочь рецидивиста Деревнина? Ты знал об этом?
– Узнал потом. Не сразу, – нехотя признался он и высвободил руку. – Только я не пойму, что это меняет.
– Это меняет все! – заорала она не своим голосом, срываясь с места. – Все меняет! Вон, оказывается, в чем дело! Дай мне немедленно телефон Георгия! Я ему скажу!.. Эту девку нужно арестовать, немедленно! Это она виновна в гибели твоего отца! Она, ее месть! Она мстила твоему отцу за то, что он посадил Витьку Деревнина много лет назад. Посадил за то, что он не совершал!..
Неожиданно мать замерла посреди огромной кухни, как будто споткнулась, и умолкла, точно прикусила язык. Испуганно глянула в его сторону, сжалась вся, пробормотала со стоном:
– На всех на нас грех, Степа. На всех. И смерть ее матери – наш грех. Господи, прости!
– Мам, ты о чем? Чего ты?
– Послушай меня, сынок! Послушай! И сделай так, как я тебя попрошу! – Мать подлетела к нему, обняла сзади за плечи, прижалась щекой к его голове. – На этих людях проклятие, поверь мне! Тебе надо держаться от всего этого как можно дальше! Эта девица, вся эта семья… Это не то, что тебе нужно! Это погубит тебя! Погубит твою карьеру, жизнь!
– Мам, но погиб мой отец, и я обязан…
Но мать не дала ему выговорить ни слова. Закрыла своей ладошкой ему рот и снова заговорила громким, срывающимся на сип шепотом:
– Нет-нет, ты ничего не понимаешь, сынок! Твой отец погиб, но он знал, на что идет. Это был его выбор. А ты не смей, слышишь? Не смей влезать в это дело! Пускай Окунев этим занимается. Это его работа, в конце концов.
– Это мой долг, мама, – возмутился Степа. Высвободился из ее рук, встал, отошел на безопасное расстояние. – Мой долг, мама, найти убийц моего отца! Как ты не понимаешь?
– Это ты не понимаешь! – заорала она, и взгляд ее странно остекленел. – Ты не понимаешь, потому что не знаешь, во что хочешь ввязаться! Это страшное дело, сын! Из-за него твой отец потерял работу, семью, теперь жизнь. Ты хочешь пойти тем же путем?
– Чего я не знаю, мам?
Степа криво усмехнулся. Мать что же, до сих пор считает его желторотым юнцом? Думает, что, дожив до тридцати пяти, он сохранил подростковую наивность? Он не так прост, между прочим. Да и отец ему немало рассказывал.
– Ты не знаешь, что твой отец много лет назад совершил должностное преступление. Страшное должностное преступление, сын!
– Посадил невиновного, ты это имеешь в виду? – Степа слегка качнул головой. – Он посадил преступника, мам. Человека, который ограбил банк и был причастен к убийству охранника. Сам он его убил или подельники – не самое главное. Он был соучастником! И не пошел на сделку со следствием, значит, должен был сидеть.
– О господи!
Мать закатила глаза и качнулась, будто собиралась упасть в обморок. Степа испуганно шагнул к ней. Но тут же был остановлен ладонью, выставленной щитом.
– Мам, ты в порядке?
Он внимательно вглядывался в ее бледное лицо, покрытое густым слоем пудры. Мать плотно сжала губы и уставила задумчивый взгляд в пустоту. То ли жалела, что слишком разоткровенничалась, то ли ругала себя за слабость и слезы в его присутствии. Попробуй угадай, что там у нее в голове.
– В общем, так, – наконец, нарушила она тишину. – Ты сейчас даешь мне слово, что ни за что не полезешь в это дело и забудешь об этой девице раз и навсегда. Или…
– Или что? – перебил он, начиная закипать.
– Или я буду вынуждена просить кое-кого отстранить тебя от занимаемой должности. Ты знаешь, это в моей власти. Я смогу! – Она высоко задрала подбородок и окатила его таким взглядом, что он даже попятился.
Она сможет. У нее такие связи, такие возможности, что сломать ему карьеру для нее – щелчок пальцев. Хм, а не она ли приложила руку к карьере отца в свое время? Или тогда ее на это еще не хватило бы? Или он правда сам облажался?
– Хорошо, – скрипнул Степан зубами и пошел к выходу. – Я сделаю, как ты хочешь. Не стану вмешиваться в следственные действия и попрошу самоотвод.
– Вот и умница. – Мать нагнала его в холле, одобрительно похлопала ладошкой между лопаток. – Я сегодня обзвоню всех, кого нужно, распоряжусь относительно похорон. Будь на связи, сынок.
– Хорошо.
Степан надел пуховик, застегнулся. Подумал, нужно ли поцеловать мать на прощание. Решил, что не стоит: она отстранится, а он будет много дней жить с комплексом отверженного. Так уже было.
– Все, пока, мам.
Он открыл входную дверь. Шагнул за порог. Оглядел территорию. В сгущающихся сумерках снег на участке казался грязно-серым. Низкорослые елки диковинного сорта с нахлобученными снеговыми шапками стояли горбатыми уродцами. Мать отдала за них целое состояние. Спрашивается, зачем? Ни красоты, ни стати в этих деревьях.
Странно, что он подумал именно этими словами. Степа даже вздрогнул. Мать раньше так говорила о его отце.
– Ни красоты, ни стати в тебе, Галкин, – вздыхала она частенько с видимым отвращением.