Читаем Безбилетники полностью

– Отчего ж не помочь? Видишь вон ту гору? – Он показал на вершину ближайшей горы. Видя замешательство, засмеялся, переведя палец на сваленную у обочины дороги кучу серого камня. Нет, не ту, вот эту, поменьше. Бери тачку, нагружай ее, вези сюда и высыпай.

Том привез несколько тачек серого колотого камня. Отец Леонтий брал каждый камень, взвешивал его на руке, осматривал со всех сторон и, наконец, устанавливал в выбранное им место, выкладывая вокруг цветов и деревьев круги и овалы.

– А вы правда хиппарем были? – спросил Том.

Отец Леонтий крякнул, недовольно поморщился и, не останавливая работу, мельком глянул на Тома.

– Миша сказал? Что он еще рассказал?

– Ничего. Я не знал, что это тайна. – Том смутился. – Просто стало интересно, правда, или нет?

– Что именно? – Отец Леонтий старательно вкручивал в ямку острый высокий камень.

Том пожал плечами и даже покраснел. Он уже был не рад, что вообще заговорил на эту чувствительную для монаха тему.

Отец Леонтий сел на скамейку у клумбы, посмотрел на свои руки.

– Вот что. Михаил – только послушник. А монаху на эту тему говорить неполезно. Только бесов тешить.

– Ну ладно… – промямлил Том и замолчал.

Отец Леонтий вздохнул, с любовью посмотрел на дела своих рук, окинул взглядом цветущую клумбу.

– Нравится у нас? Только честно.

– Если честно, то пионерлагерь напоминает, – ответил Том. – Побудка, обед, производительный труд. Только храм еще зачем-то.

Монах улыбнулся в бороду.

– А ты, стало быть, атеист?

– Нет. То есть да.

– А почему?

– Странный вопрос. Я бы спросил, почему вообще есть верующие. Как можно верить в то, что где-то две тыщи лет назад, на земле, родился Бог? А потом Его, Бога, еще и убили. Наивно как-то.

– Ты Библию читал?

– Читал немного. Экклесиаст.

– Мудрая книга?

– Интересная.

– Ты не задавал себе вопрос, как наивные простачки могли написать такую мудрую книгу?

Том улыбнулся, пожал плечами.

– Это не аргумент. Просто автор был по-житейски толковый, ну и немного поэт. Мудрая книга – это еще не доказательство существования Бога. К тому же мудрых книг много. И написаны они в разных местах мира. Почему же тогда именно ваша вера правильная?

– Чудак-человек! – Монах будто впервые увидел Тома. – Я понимаю, если бы спросил об этом тыщи три лет назад. Тогда люди действительно не знали, как устроен мир: так или эдак. Но потом пришел Бог! Сам пришел, понимаешь? Пришел к людям Бог, и сказал: вот Я, веруйте так-то, делайте то-то. Не верите? А чтобы не сомневались, чтобы не думали, что шарлатан, – смотрите, что делаю. Воскрешаю мертвых, исцеляю слепых и глухонемых, предсказываю то, что потом произошло. Какие еще нужны доказательства? А его взяли и убили. От ненависти, от злобы своей, от больной совести. А теперь говорят: ну, это всего лишь еще одна религия. А может, даже басня.

– А разве Бог может умереть?

– Бог может все.

– Если Бог может все, то почему Он не победил зло?

Отец Леонтий примостился на вываленные рядом камни, снял перчатки.

– Обязательно победит. Он же нас любит.

– Какая странная любовь.

– А ты думал… Любовь – это вообще загадка. Ее не описать, зато можно легко почувствовать. Это, наверное, потребность творить вовне себя, и не для себя. Наш Бог до сотворения мира был чрезвычайно одинок. Конечно, это неправильно: Он был более чем достаточен, и Его Любовь не имела границ. Но она так переполняла Его, что вылилась в сотворение мира. Может быть, потому, что нельзя любить в одиночку, даже если ты – Бог. Любовь в одиночку – это же любовь к себе, вовнутрь. Это источник зла. Поэтому Любовь всегда творит вовне себя. Она свободна и добровольна. Зло же порабощает, оно наслаждается обладанием. Любовь к себе любуется только своими недрами. Она ничего не производит, она лишь пользуется плодами любви. Любовь – это солнце, которое дарует всем жизнь и свет. Любовь к себе – это черная дыра, которая всасывает саму себя, и все, до чего может дотянуться. Это самопоглощающееся ничто. Поэтому Господь создал мир и нас, чтобы мы могли любить так же, как и Он. Творить вовне, уподобляясь Ему в любви. Он создал нас свободными, поскольку любить можно только будучи свободным. Ведь Ему не нужны куклы, которые любят только потому, что так хочет кукловод. По сути свобода – это и есть главное испытание, любишь ли ты другого, или все-таки себя.

– Но если зло – это ничто, то чего же, по-вашему, хочет сатана? – Том присел рядом.

– Сатана хочет власти. Власть – это очень сильный наркотик, ты просто не испытал его. Посмотри на наших политиков. Они пока не умрут, от власти не откажутся, а власть земная – это бледная тень власти метафизической. Люди подчиняются лукавому, потому что уверены в своей полной самостоятельности. Для этого нужно лишь убедить их, что Бога нет. Что свобода от греха – это чушь, а подлинная свобода – это вседозволенность. А потом он скажет Богу: ты же видишь, они все пошли за мной. А раз те, в которых есть твое подобие, пошли за мной, и их большинство, значит, я сильнее тебя, и за мной – истина.

Его громовой глас прокатился по ущелью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Extra-текст

Влюбленный пленник
Влюбленный пленник

Жан Жене с детства понял, что значит быть изгоем: брошенный матерью в семь месяцев, он вырос в государственных учреждениях для сирот, был осужден за воровство и сутенерство. Уже в тюрьме, получив пожизненное заключение, он начал писать. Порнография и открытое прославление преступности в его работах сочетались с высоким, почти барочным литературным стилем, благодаря чему талант Жана Жене получил признание Жана-Поля Сартра, Жана Кокто и Симоны де Бовуар.Начиная с 1970 года он провел два года в Иордании, в лагерях палестинских беженцев. Его тянуло к этим неприкаянным людям, и это влечение оказалось для него столь же сложным, сколь и долговечным. «Влюбленный пленник», написанный десятью годами позже, когда многие из людей, которых знал Жене, были убиты, а сам он умирал, представляет собой яркое и сильное описание того исторического периода и людей.Самая откровенно политическая книга Жене стала и его самой личной – это последний шаг его нераскаянного кощунственного паломничества, полного прозрений, обмана и противоречий, его бесконечного поиска ответов на извечные вопросы о роли власти и о полном соблазнов и ошибок пути к самому себе. Последний шедевр Жене – это лирическое и философское путешествие по залитым кровью переулкам современного мира, где царят угнетение, террор и похоть.

Жан Жене

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Ригодон
Ригодон

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – классик литературы XX века, писатель с трагической судьбой, имеющий репутацию человеконенавистника, анархиста, циника и крайнего индивидуалиста. Автор скандально знаменитых романов «Путешествие на край ночи» (1932), «Смерть в кредит» (1936) и других, а также не менее скандальных расистских и антисемитских памфлетов. Обвиненный в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями в годы Второй Мировой войны, Селин вынужден был бежать в Германию, а потом – в Данию, где проводит несколько послевоенных лет: сначала в тюрьме, а потом в ссылке…«Ригодон» (1969) – последняя часть послевоенной трилогии («Из замка в замок» (1957), «Север» (1969)) и одновременно последний роман писателя, увидевший свет только после его смерти. В этом романе в экспрессивной форме, в соответствии с названием, в ритме бурлескного народного танца ригодон, Селин описывает свои скитания по разрушенной объятой пламенем Германии накануне крушения Третьего Рейха. От Ростока до Ульма и Гамбурга, и дальше в Данию, в поездах, забитых солдатами, пленными и беженцами… «Ригодон» – одна из самых трагических книг мировой литературы, ставшая своеобразным духовным завещанием Селина.

Луи Фердинанд Селин

Проза
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе

«Казино "Вэйпорс": страх и ненависть в Хот-Спрингс» – история первой американской столицы порока, вплетенная в судьбы главных героев, оказавшихся в эпицентре событий золотых десятилетий, с 1930-х по 1960-е годы.Хот-Спрингс, с одной стороны, был краем целебных вод, архитектуры в стиле ар-деко и первого национального парка Америки, с другой же – местом скачек и почти дюжины нелегальных казино и борделей. Гангстеры, игроки и мошенники: они стекались сюда, чтобы нажить себе состояние и спрятаться от суровой руки закона.Дэвид Хилл раскрывает все карты города – от темного прошлого расовой сегрегации до организованной преступности; от головокружительного подъема воротил игорного бизнеса до их контроля над вбросом бюллетеней на выборах. Романная проза, наполненная звуками и образами американских развлечений – джазовыми оркестрами и игровыми автоматами, умелыми аукционистами и наряженными комиками – это захватывающий взгляд на ушедшую эпоху американского порока.

Дэвид Хилл

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза