Гранит для памятника метростроевцы привезли из Кутаиси. И теперь на могиле мамы и отца стоит памятник из камня, добытого в том городе, где они познакомились.
А неподалеку похоронили не меня, а моего сына Колю. И недавно – Любу.
Полустанок
Мой друг Олег Жагар говорил, что жизнь человека состоит из драки и любви. Любовь – это любовь, а драка – это работа. Для женщины главное – любовь, для мужчины – драка. И я почти целиком посвятил себя драке. Когда работал, ни о чем другом думать не мог, и очень мало внимания уделял своим детям – Ланочке, Кольке, Кириллу…
Многих, о ком я пишу в этой книжке, уже нет. Для меня самое страшное – что нет Кольки, моего Коленьки. Часто думаю – увидимся мы еще или нет? Так хочется увидиться. И извиниться. Перед ним, перед родителями, перед другими…
Мне почему-то кажется, что еще увидимся, что эта жизнь – не начало и не конец. Набоков писал, что жизнь – только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями. А мне кажется, жизнь – полустанок: ехал в поезде, сошел на полустанке, потом поедешь дальше. Только, пока ты на полустанке, ты не помнишь предыдущего пути и не знаешь, что будет потом. А там, в поезде, ты снова встретишь тех, кого хочешь встретить… Мне повезло, я хочу встретить многих.
Канны
Фильм «Я шагаю по Москве» был отобран для показа в Каннах. В Канны посылали четверых: Баскакова, Галю Польских, Михаила Шкаликова из иностранного отдела Госкино и меня.
Перед поездкой меня вызвал в Госкино недавно назначенный зам. начальника иностранного отдела.
– Георгий Николаевич, вы бывали за границей. Какие там задают провокационные вопросы?
– Да вроде никаких. Ну, спрашивают, почему в наших картинах нет секса.
– А вы что?
– А я говорю, потому что нет такой необходимости: в нашей стране с рождаемостью все в порядке.
На том разговор и кончился.
Мы с Мишей Шкаликовым прилетели на два дня раньше Баскакова и Гали (сейчас уже не помню, почему). Когда мы встретили Баскакова и Галю в аэропорту в Каннах, первые слова Гали были:
– Георгий Николаевич, что они тут про секс спрашивают?!
(Галя прошла инструктаж в Госкино.)
На следующий день после показа нашего фильма была пресс-конференция. Прямая трансляция по радио, множество корреспондентов, доброжелательные вопросы. Поднялся американский журналист:
– У меня нескромный вопрос к Галине Польских, если она разрешит, я его задам.
И вся Франция по радио услышала испуганный Галин возглас:
– Ой, Георгий Николаевич, это он про секс!
– Мадам Польских разрешает задать вопрос, – перевел Шкаликов.
Американец что-то спросил, и Галя, не дожидаясь перевода, твердо заявила:
– Не волнуйтесь, мистер! С рождаемостью в СССР все в порядке!
– Галина Александровна, – прошипел Шкаликов. – Он спрашивает, сколько тебе лет.
На вид тогда Гале было шестнадцать-семнадцать.
Главная достопримечательность Каннского фестиваля – знаменитая ковровая дорожка на лестнице в фестивальный кинотеатр. По ней поднимаются звезды. И перед этой лестницей все время в любую погоду с утра до ночи стоит тысячная толпа. Прежде чем попасть на лестницу, надо пройти сквозь кордон полицейских. Пускают только по аккредитации и только в «бабочках».
У меня болезнь – если фильм мне не нравится, дольше десяти минут я его смотреть не могу, ухожу. В первый же раз, когда я сбежал из зала и вышел на лестницу, раздались приветственные выкрики и аплодисменты. Оглянулся – кроме меня, на лестнице никого нет. Меня приветствовали! Раз я стою на ковровой дорожке с аккредитацией на груди и в «бабочке», значит, я не хрен собачий, а кто-то… Я помахал рукой, сбежал по лестнице, дал несколько автографов и пошел купаться.
Все-таки приятно, что фанаты кино на Каннском фестивале еще глупее, чем наши.
И так повторялось почти каждый день. В Каннах я потом бывал несколько раз и должен сказать, что неинтересных и занудных фильмов на этом фестивале ничуть не меньше, чем на любом другом.