Бездна

— А на чьей это могилкѣ изволили вы проклажаться между прочимъ? спросилъ, оглянувъ покинутое ею сидѣніе, все съ тою же гримасой на толстыхъ губахъ, докторъ, въ которомъ читатель, смѣемъ надѣяться, успѣлъ узнать знакомаго ему Николая Ивановича Ѳирсова [2].

— Не знаю, отвѣтила она черезъ плечо, — кого-нибудь изъ доблестныхъ предковъ, надо полагать…

Онъ быстро и значительно поглядѣлъ на молодаго человѣка, какъ бы говоря: «хороша, а?» Тотъ подавилъ вырывавшійся изъ груди его вздохъ и опустилъ глаза.

— Прикажете, я васъ довезу, Антонина Дмитріевна? спросилъ ее Ѳирсовъ, когда они втроемъ вышли на дорогу, гдѣ стоялъ экипажъ пріѣзжихъ.

— А Григорій Павловичъ же? Въ этой таратайкѣ третьему мѣста нѣтъ.

— А Григорій Павловичъ маленько подождетъ меня… Я къ вамъ вѣдь не на долго-съ. Мы вотъ спѣшимъ, чтобы засвѣтло къ нимъ въ Углы поспѣть: у Павла Григорьевича Юшкова опять подагра разыгралась.

Антонина Дмитріевна иронически прищурилась на него:

— А я предлагаю вамъ ѣхать одному. Это будетъ удобнѣе для васъ… и для меня. А мы васъ съ Григоріемъ Павловичемъ подождемъ въ саду… Пойдемте, Григорій Павловичъ, проговорила она чуть не повелительно, двигаясь по краешку пыльной дороги.

Молодой человѣкъ послушно пошелъ за нею.

Докторъ досадливо поглядѣлъ ему во слѣдъ, но дѣлать было нечего: онъ крякнулъ, ввалился кое-какъ съ помощью кучера въ телѣжку и покатилъ въ усадьбу.

— Вамъ запрещено къ намъ ѣздить? не замедляя шага и не глядя на своего спутника, спросила его нежданно дѣвушка.

Ему точно кто плеснулъ водой въ лицо. Онъ вскинулъ на нее сверкавшіе глаза, но сдержался.

— Я не мальчикъ на помочахъ, Антонина Дмитріевна, выговорилъ онъ, насколько могъ спокойнѣе, — и вашъ вопросъ по меньшей мѣрѣ страненъ…

— И чтобы вы не вздумали ослушаться, къ вамъ даже менторъ приставленъ, продолжала она тѣмъ же тономъ, будто и не слышала вовсе его возраженія.

— Менторъ? кто это?..

— А вотъ этотъ Фальстафъ. который васъ по заутренямъ возитъ. Скажете — нѣтъ?

И она громко разсмѣялась:

— Какъ онъ это тонко придумалъ увезти меня, чтобы спасти своего Телемака отъ соблазна, и какъ, должно быть, бѣсится теперь, что это ему не удалось!.. Какой отвѣтъ въ самомъ дѣлѣ будетъ онъ теперь Троекуровымъ держать?..

Досадой и тоской отзывались эти шпильки въ душѣ молодаго человѣка. На лицѣ его сказывалось страданіе.

— Съ чему говорите вы мнѣ этотъ… вздоръ? вырвалось у него невольно.

— Не «вздоръ», — это вы напрасно! Кому же неизвѣстно, что вы состоите на положеніи любимчика у здѣшняго великаго генерала, насмѣшливо подчеркнула она, — и что вы имъ предназначаетесь въ мужья его Машеньки? Онъ поэтому, какъ дальновидный господинъ, и счелъ нужнымъ установить заранѣе наблюденіе за вашею moralité.

— Ничего подобнаго нѣтъ и не бывало! горячо протестовалъ Юшковъ: — Машенька Троекурова — пятнадцатилѣтняя еще дѣвочка; родителямъ ея вѣроятно и, въ голову до сихъ поръ не приходило думать о ея замужствѣ… И не такіе они люди вообще, чтобы загадывать объ этомъ заранѣе… Я эту семью глубоко уважаю и люблю, Антонина Дмитріевна, поспѣшилъ онъ прибавить вѣско, въ очевидномъ намѣреніи не допускать ее продолжать разговоръ въ этомъ тонѣ,- а Борису Васильевичу лично многимъ обязанъ…

— Какъ же, слышала, невозмутимо объяснила она:- отъ жандармовъ спасъ когда-то и нигилиста обратилъ въ вѣрноподданнаго и «блюстителя основъ», какъ говоритъ Щедринъ.

Юшковъ вспыхнулъ до самыхъ волосъ. Онъ разсердился не на шутку.

— Вы напрасно думаете уколоть меня вашими насмѣшками, проговорилъ онъ дрожащимъ отъ внутренняго возбужденія голосомъ, — я убѣжденія мои не почитаю нужнымъ оправдывать ни предъ кѣмъ.

Она обернулась къ нему и широко улыбнулась:

— Я васъ объ этомъ и не прошу. Какое мнѣ дѣло до вашихъ, да и до чьихъ бы ни было «убѣжденій»? У меня у самой ихъ никакихъ нѣтъ.

Улыбка у нея была прелестна, а низкій гортанный голосъ, мягкій и проницающій, такъ и просился въ душу молодаго человѣка. Гнѣвъ его стихъ мгновенно.

— Мнѣ никто не «запрещаетъ» и запретить не можетъ бывать у васъ, Антонина Дмитріевна, началъ онъ чрезъ минуту съ замѣтною уже робостью и прерываясь въ рѣчи, — но, признаюсь вамъ, я самъ… удерживаюсь, и если бы не встрѣтилъ васъ сейчасъ, я… дѣйствительно… я не вошелъ бы къ вамъ въ домъ, а дождался бы вотъ тутъ, у церкви, пока Николай Ивановичъ не вернулся бы отъ вашего батюшки…

— Очень любезно! Почему же это такъ, можете отвѣтить?

— Вы сами знаете…

— Что я знаю?

— То, что вамъ до меня никакого дѣла нѣтъ.

— Нѣтъ, медленно промолвила она, — я люблю такихъ… невинныхъ, какъ вы.

Онъ готовъ былъ разсердиться опять…

— Это я вамъ не въ укоръ говорю, успокоительно добавила она:- напротивъ! Сама я, можетъ быть, чувствовала бы себя счастливѣе, если бы могла, вотъ какъ вы, во что-то вѣрить, чему-то служить…

— Да развѣ безъ этого, скажите, можно жить? съ оттѣнкомъ чуть не отчаянія перебилъ онъ ее.

— Вотъ какъ видите, засмѣялась она, выпрямляясь вся, словно для того, чтобы дать ему возможность оцѣнить весь безукоризненный складъ ея роскошнаго облика, — и даже желѣзнымъ здоровьемъ пользоваться при этомъ.