Я включила воду в душе и подождала, пока она протечет, а затем направилась за свежим полотенцем к бельевому шкафу у двери.
– Это может быть свиданием, – пробормотал он.
Я тут же повернулась к нему.
– Что ты сказал?
Меня злило, что эти четыре слова вызывали у меня чувство, будто я только что прокатилась на американских горках.
– Я сказал, что это может быть свиданием, если ты этого хочешь. – все так же пристально смотря на экран телефона, произнес он. Я же, с улыбкой покачав головой, закрыла за собой дверь.
Когда я закончила принимать душ, Вишеса не оказалось в комнате. В одном полотенце я дошла до кухни, но и там его не нашла. Зачем одному человеку такая большая квартира? Я начала обходить комнаты в поисках его. Он не мог куда-то уйти. Я провела в ванной всего десять минут, а когда отправилась туда, он выглядел усталым и лежал в разрушенной кровати совершенно голым.
Прислушиваясь, я натянула одежду, а затем начала выкрикивать его имя и звонить ему на мобильный. Но все звонки переходили на голосовую почту. Что, черт возьми, происходило?
Наконец, когда я уже собиралась сдаться, то заметила его ноги за диваном. Он развалился на пушистом серебристом коврике и крепко спал.
Его тело прикрывали лишь черные трусы, а густые ресницы лежали на щеках. Сейчас он напоминал ребенка. Красивого, потерявшегося и измученного мальчика.
На мгновение возникла мысль помочь ему добраться до постели. Но ее сменило предчувствие, что Вишес не сказал мне всей правды о своей бессоннице, и что стоит его разбудить, он больше не заснет. Поэтому я притащила одеяла и подушки и укутала его с ног до головы. Но стоило мне выпрямиться, как я задумалась, что делать дальше. Меньше всего мне хотелось, чтобы он проснулся и увидел, что я, словно какая-то фанатка, сторожу его сон.
Но именно это мне сейчас и хотелось делать. И это показалось мне более серьезной проблемой.
Когда я вернулась в свою квартиру, часы показывали три часа ночи. Мольберт с незаконченной картиной темноволосой женщины с цветами в волосах смотрел на меня с другого конца комнаты, требуя внимания к себе. Но вместо этого я направилась в свою спальню, вытащила пустую раму и мебельный степлер, а затем натянула холст и установила на мольберт. Переодевшись в футболку, в которой обычно рисовала, я завязала волосы и уставилась на белое полотно.
И смотрела. Смотрела. Смотрела.
Я приступила к работе лишь под утро. И не останавливалась до полудня. Я не спала. Ничего не ела. Едва дышала. И с каждой секундой, проходящей без него, я все больше и больше думала о том, чем мы были друг для друга. А также кем. Вишес ужасно обходился со мной в прошлом, но сейчас… он добавил в мою жизнь краски.
Акриловые? Масляные? Не имело значения. Вишес всегда считал, что в нем царит лишь черный цвет, но при этом он привнес в мое существование множество различных оттенков.
Так что совместный ужин в Сочельник казался мне чем-то важным. Не какой-то случайностью, как все остальное, что мы делали.
Вишес был прав. Я обманывала себя и его.
И особенно в том, что смогу относиться к происходящему между нами спокойно.
Ведь даже я понимала, что мои чувства к нему трудно описать словом «спокойные». Просто невозможно.
Ходить по магазинам в Сочельник то еще удовольствие, но мне хотелось купить ему что-нибудь. По правде говоря, хоть что-нибудь.
Вишес был большим любителем музыки. Я помнила это еще с подросткового возраста. На самом деле единственное, что у нас оказалось общее, – это любовь к панк-року и гранжу. Может, именно поэтому на моем лице сияла такая глупая улыбка, когда я выходила из магазина виниловых пластинок с альбомом Sex Pistols под мышкой. Я знала, что он оценит мою шутку. Ведь лидер этой группы – Сид Вишес.
Если честно, я могла даже назвать у них несколько общих черт. Бледная кожа, черные волосы, легкомысленное отношение к жизни и нежелание ни о чем заботиться. Оставалось лишь надеяться, что Вишес не сделает меня своей Нэнси[11]
.Выбирая фильмы, которые планировала посмотреть после ужина (Рождество не Рождество без фильма «Эта замечательная жизнь», играющего фоном, пока вы приходите в себя, объевшись за столом), я думала о детстве Вишеса. И то, как, должно быть, проходил у него этот праздник. Я не обладала ни его деньгами, ни властью, но зато меня окружала любящая меня семья, которая восполняла все мои эмоциональные потребности в детстве.
Я отпраздновала в Тодос-Сантосе лишь одно Рождество, но помнила, что его отец и Джо провели все праздники на Карибских островах. Вишес провел Сочельник у Трента, но, думаю, само Рождество встретил дома. В одиночестве.
Но даже тогда он был слишком горд, чтобы просить подачки. Только гордость не спасала от боли. Ведь вряд ли ему было легко видеть, как весело празднуем мы. Уверена, наш громкий смех доносился и до его дома. Да и мама с папой практически не сдерживались, когда в редких случаях позволяли себе выпить. А на Рождество мы с Рози всегда устраивали конкурс рождественских гимнов. Наш дом был полон. А его – пуст. И это же относилось к нашим сердцам.
Мое переполнено.