Бездушный

Думаю, со временем я бы и сама ей об этом рассказала, но ей не понадобилось словесного признания, чтобы сложить два плюс два.

– Милли, милая. – Она потерла лоб от отчаяния. – Я же просила тебя не влюбляться в него снова. Он сильно облажался. И совсем не в забавном смысле. Но не как Джастин Бибер с его любовью к легким наркотикам, алкоголю и вождению в нетрезвом виде. А скорее… как Мэл Гибсон с его алкоголизмом и антисемитскими высказываниями. Мне даже показалось, что он совсем не расстроен из-за смерти отца. Скорее уж, он просто хотел убраться оттуда к чертовой матери.

Я судорожно сглотнула.

– Люди по-разному справляются с горем.

Я понимала, почему он не выглядел печальным, но не могла рассказать Рози, что Барон-старший закрывал глаза на то, как другой человек издевался над его сыном. Это был секрет Вишеса. Наш секрет. И как бы это печально ни звучало, но мне казалось, будто из-за того, что мы делили один секрет на двоих, между нами сохранялась какая-то близость. Правда, я уже и сама сомневалась в ее существовании.

– Почему ты его защищаешь? – Рози недоверчиво покачала головой. – Послушай себя. Он уже столько раз обижал тебя. Заставил расстаться с парнем в школе. Причем дважды. Выгнал из Тодос-Сантоса. Нанял, чтобы ты выполнила какую-то сомнительную просьбу. Что еще он должен сделать?

Вздохнув, я едва заметно кивнула и рухнула в объятия младшей сестры. А затем рассказала ей о квартире Дина, о Сочельнике, о нашем свидании, продлившемся весь день, и прочих секретах, которые собиралась поведать ей.

– Засранец, – гладя меня по волосам, прошипела она, пока я рыдала ей в плечо, чувствуя, как мои кости и мышцы превращаются в желе.

Но при этом я не упомянула ни о Дэриле, ни о Джо, ни о завещании. Кажется, я не могла перестать лгать, когда дело касалось Вишеса.

Лгать не только всему миру, но и самой себе.

* * *

День похорон тянулся бесконечно. Я сидела на диване, ела фруктовую пастилу, свернутую рулетом, и пересматривала фильмы с Джином Келли. Я нуждалась в добром, вызывающем симпатию и влюбленность персонаже, чтобы попытаться забыть одного озлобленного и меланхоличного мужчину.

Да, я обижалась, но и не стала бы мстить за то, что сделал Вишес.

Меня так и подмывало ответить на его звонки. Его отец умер несколько дней назад, и, несмотря на все произошедшее и чувства, которые Вишес испытывал к нему, Байрон-старший оставался его последним родным человеком.

Но каждый раз, стоило мне хотя бы покоситься на свой телефон, Маленькая Рози хватала его и качала головой.

– Нет. – Она вскочила на ноги посреди гостиной и зарычала – по-настоящему зарычала – на меня.

– Наверное, он сильно переживает, – пробормотала я, но это прозвучало вяло и удрученно.

А я старалась не поддаваться этим двум чувствам. Ну, как правило.

– Ему плевать. И ты прекрасно это знаешь.

– Верни мой телефон. – Мне уже надоело это повторять. – Это же нелепо. Хоть Вишес и ранил мое драгоценное эго, это не означает, что он заслуживает подобного обращения.

После этих слов на лице Рози отразился настоящий гнев.

– Жаль, что он считает иначе. Вчерашний вечер перед днем похорон он провел в баре отеля «Виньярд», потягивая напитки вместе с Джорджией. Там работает моя подруга Ясмин. И она сама их обслуживала. А затем они поднялись в его номер.

Должно быть, на моем лице отразилось такое омерзение, что Рози тут же вернула мне телефон.

Мне некого винить, кроме самой себя. Некого.

Я почувствовала, как у меня задрожал подбородок. Вот что сотворил со мной Вишес. Он сломал меня. В который по счету раз. Я старалась держаться от него подальше, но стоило ему только приблизиться ко мне, как я неизменно сдавалась.

Но этому пришел конец. Рози была права.

Он отравлял меня, жалил ядом, желая убить все прекрасное в моей жизни. Он стал ураганным ветром, грозящимся сорвать мои цветы вишни.

И это лишь укрепило мою решимость вычеркнуть Вишеса из моей жизни раз и навсегда. Так что стоило его имени высветиться на экране, как я отклоняла звонок, отказываясь проявлять к нему хоть какое-то милосердие.

Глава двадцатая

Вишес

Похороны прошли так же дерьмово, как я и ожидал.

Джозефина объявилась в черном платье от «Versace» с гавайским загаром и фальшивыми слезами. Дин занял место рядом с отцом, выражая свое почтение, но при этом не глядя на меня. А Трент и Джейми всю церемонию старательно поддерживали меня, но при этом то и дело косились на него.

Нос Дина и мои фингалы под глазами выдавали нас с головой. И они точно знали, что произошло. Я догадывался, что парни считали меня ответственным за это, но не хотели поднимать этот вопрос, пока я скорблю.

Ну, или делаю вид.

На самом деле я ничего не чувствовал. Каждый прожитый моим отцом день лишь отягощал мою совесть. Каждый прожитый им день напоминал мне о смерти мамы.

Когда гроб отца опускали в яму, я хоронил не только его. Вместе с ним ушло и разочарование в нем как в отце. Но не ненависть. Ненависть осталась, а вместе с ней и мое смятение. Беспокойство, о котором никому не следовало знать.