Безумец и его сыновья

— Быть не может такого, — бормотал Беспалый, своими глазами видя, как тает снег и поднимается внизу пар, и трава остается такой же свежей, как и весною. Он заглядывал в книги, но без толку. И вынужден был признаться:

— У Маркса про эту чертовщину ничего не сказано!

Неутомимый, продолжал он упрямо налаживать новую жизнь! И заглянул к отрешенной Валентине.

После того, как муж оставил ее с двумя ребятишками, все чаще и чаще задумывалась над тем несчастная женщина, что поведала ей тогда Аглая, — и ожидала ангела. Часто уже сходила она с холма к пустынной дороге. Женщины шептались между собой, что повредилась она в уме. Она твердила себе и подругам, что ангел должен прийти на землю, ведь есть предел любому терпению. И часто слезы показывались в ее глазах.

Навестив ее, Председатель сказал:

— Хочу помочь тебе. Своей властью прикажу бездельнику вернуться!

— Христос мужу судья, — ответила безучастно Валентина.

— Муж должен быть с тобой — тогда все глупые мысли твои исчезнут.

— Так Богу угодно. Я ни в чем его не виню.

— Бездельник твой во всем виноват! — отвечал Председатель упрямо, рассердившись на ее смирение. И решил действовать.

Безумец, увидев возникшего на пороге гостя, махнул своей новой жене — Мария подхватила маленького Степана и послушно исчезла.

А Беспалый сказал:

— Твоя жена измучилась одна с сыновьями. Вернись!

Усмехнувшись на это, хозяин протягивал гостю флягу. И Председатель взорвался:

— Не хочешь жить по-нашему и трудиться, как все — сгинешь! Вот тебе в этом мое слово.

Созвал он женщин:

— Да гнать его взашей! — крикнула обозленная изменой горячая Наталья.

— Сидеть в лагере тунеядцу! — вторила ей Агриппа.

— На нем Татьянина смерть! — вспомнили и многое принялись вспоминать еще из довоенного прошлого, и вспомнили вдруг, что появился Безумец неизвестно откуда и еще до войны так же кочевряжился, пил и дрался, и был завсегдатаем на всех гулянках — и уж вечно сбивал с пути их честных покойных мужей, а уж сейчас-то, вернувшись, вовсе потерял совесть!

И все удивлялись, как не посадили еще тогда пьяницу и тунеядца.

Председатель после их воспоминаний и жалоб держал речь:

— Погодите, бабоньки! Вскоре и места не будет подобным. Еще немного пройдет времени — и все сами увидите. Обойдемся мы без всяких ангелов и всякой чертовщины. И тунеядец уйдет в небытие вместе со всем отжившим. А мы останемся — да не в землянках, а в чистых светлых дворцах. И не жалкое его поле, а поля наши будут ломиться от хлеба. Даю вам, родные, в этом слово!

— А что с ним-то делать? — спрашивали. — Неужто оставить все как есть?!

— Вот что, — после раздумья отвечал Председатель. — Не буду я сажать его и трогать, хотя бы и мог употребить свою власть. Хочу показать вам, как сама жизнь его уничтожит! А сгинет он по всем ее законам непременно — и вы сами то увидите!

Жалкое поле тем временем само наколосило зерна и в ту осень.

Снег завалил землю вокруг холма, но холм по-прежнему был покрыт зеленью, и коровник, построенный с таким трудом и нервами, по-прежнему пустовал. Оставив коров в покое, Беспалый повелел собрать все зерно и в пустовавшей землянке Марии закрыл мешки, решив раздавать запас поровну между всеми.

По холму Беспалый вместе с Агриппой понавбивали колья, отмечая места будущих домов и главную улицу будущего селения. Принялся было вздыхать Председатель, что некому воплотить все его замыслы — и словно кто-то услышал его сетования! В деревню пожаловали нежданные гости.

Возле холма остановились сани, и были на траву перетащены пожитки. Посреди деревьев вырос шалаш. На вопрос Беспалого прибывший сюда с бабенкой и двумя малыми дочушками мужичок отвечал, что они прибыли издалека, погорельцы, и решили здесь как-нибудь переждать зиму.

И взвился дымок костра, а кобылка, едва дотащившая сани до холма, взялась нагуливать бока, пасясь вместе с коровами. Мужичок, назвавшийся Лисенком — и впрямь шустрый и маленький, — ощупывал яблони, трогал сочную траву, цокая от изумления языком.

Следом за ним, словно сговорившись, начали прибывать другие поселенцы, непонятно от кого прослышавшие о чудесном месте. И все прибывшие твердили Председателю, что убегают от голода и желают здесь, в тепле, отсидеться хотя бы зиму.

С собой натащили они бревен и досок и не мешкая взялись за топоры, пилы и рубанки, возводя временные жилища. Беспалый, придя в полное изумление от быстроты, с которой набежавшие на холм мужички строили и пилили, утешал одним и себя, и верную Агриппу: «Вот и руки для всех моих зачинаний».

Пришлось выдавать им из запасов зерно, и Председатель с тревогой ожидал, что запасы быстро закончатся — однако дряхлые, готовые порваться мешки были бездонны, и, сколько он ни черпал, зерна каким-то непонятным образом не убавлялось.

Зима была лютой, но вреда никому не причинила: все живое вскарабкалось на холм, чужой скот бродил в яблонях, новые собаки, прибежавшие с поселенцами, грызлись с Безумцевыми псами. И всем хватило и травы, и муки!

В ту зиму у Натальи родился еще один сын — Владимир Музыкант. Был он с рождения горластым, вопил не переставая и совершенно измучил свою мать.