Безумец и его сыновья

Едва не плача, Пьяница поведал Безумцевым сыновьям — в ту зиму мало кто сюда заглядывал, все мимо дребезжало и дымило, а пеших людей почти не осталось — проносились одни машины! И собаки принялись одна за одной подыхать: уже закопал он шесть псов за яблоневым садом, а оставшиеся воротят от мисок морды. Отец же по весне, видя, что никто не заглядывает на разведенные костры, вот до чего додумался: приказал приготовить котелки и кружки, будто гости пришли к нему! И, появившись солнечным весенним деньком в саду, приказал сыну разложить также по кругу миски и ложки, словно бы это сидели перед ним гости. И, наполнив котелки водкой, взялся как бы с каждым невидимым гостем чокаться и за каждого выпивал, а затем, опустошив все кружки и котелки воображаемых гостей, приказал Пьянице поднести тот самый котел, который выпил он некогда, соревнуясь с толстухой. Но и этого показалось ему мало! И наказал тогда Безумец наполнить самый большой казан, который только есть в его хозяйстве. Чуть не плача, рассказывал Пьяница, как выкатил и принялся наполнять он самый большой котел — настолько огромным оказался тот котел, что начал из фляги наливать его Пьяница в обед, а закончил лишь к вечеру. И когда на закате котел наполнился, отец взялся его пить. Отговаривал Пьяница отца, да все без толку! Отхлебывал батька и отхлебывал, а, казалось, выпил-то совсем ничего. Едва держался батька на ногах, но упрямо продолжал приближать смерть свою, обхватив котел своими ручищами, и было его не оторвать — видно, загадал себе непременно выпить до дна. Но и котел казался заколдованным: к утру, когда солнце осветило это дикое соревнование пьянчуги с самим собой, оказалось — едва половина выпита. А ведь всю ночь глотал отец без продыху свою водку. Готов он был уже загореться, настолько проспиртовался! Пьяница клялся, что нельзя к нему было подойти ближе, чем на три шага, настолько густым сделался вокруг Безумца водочный дух. Можно было упасть замертво, лишь вдохнув того воздуха. И поклялся Пьяница, что уже тогда видел вокруг батьки и над ним синеватое сияние: настоящий синий нимб вырастал над головою отца! Затем покрылся отец весь сиянием, и побежали по нему язычки синего пламени, то здесь, то там вспыхивали на его раздувшемся теле, а батька все не отрывался. Клялся дрожащий Пьяница, что у батьки затем начала лопаться кожа, а из пор выступала не кровь, а чистая водка, и сочилась из него, и струилась по нему. Место под котлом оказалось все выжженным ею. А Безумец пил и пил, превращаясь на глазах своего перепуганного и изумленного сына в настоящий дух. И вот котел был выпит — и только тогда откинулся Безумец и упал, словно огромный качающийся пузырь. Пьяница с ужасом ожидал, что пузырь этот вот-вот лопнет и рассеется над холмом, как туман! Раздувшимся, безобразным лежал отец — трава, на которую он упал, тоже вся выгорела: водка продолжала сочиться из него. А синеватый нимб дрожал над его головой.

Три дня и три ночи пролежал отец на том месте. Оставшиеся собаки еще пытались к нему подползти, но те из них, кто подползали, тотчас задыхались от духа, который исходил от хозяина, — и роняли головы подле него, словно мертвые. Так он и лежал в окружении пьяных псов!

После такого самоубийства Безумец и начал сохнуть, вся влага вышла из него, и болезнь высушила его, он отдавал душу самому черту. Вот только рогатый боялся, видимо, приблизиться: ведь даже дьяволу трудно было подхватить такого грешника и при этом не запьянеть и не свалиться замертво возле, ибо, как утверждал Пьяница, дух спиртной, исходил от отца и спустя много дней!

Сейчас же батька лежит в избе, поведал Пьяница, и не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, и только скрипит зубами!

Братья даже не решались поначалу заглянуть в избу и топтались на крыльце, пугаясь обитающей повсюду невиданной прежде тишине: даже в ушах у них потрескивало! И птицы не верещали, как прежде, а лишь тихонько посвистывали в ветвях.

Когда же сыновья решились и зашли робкой маленькой толпой, Безумец умирал. Вид его сделался страшен: никогда еще они не видели его таким. Испарина иссушила его, и лежал он на топчане, косил в сторону сыновей угасающие глаза. Исходил от него ужасный дух, который приняли они за дух смерти. И каждый из них понял — это конец, неожиданный и неотвратимый. И они этому не удивились — должен же был даже их отец наконец-то уйти после всех своих безобразий и выходок.

К вечеру высохший желтый батька закрыл глаза и больше не открывал; лицо его заострилось, губы обескровились, как и бывает с мертвецами, и почувствовали потрясенные сыновья, что отошел и он! Страшно им стало находиться в избе рядом с опившимся: они вышли, оставив у изголовья гармонику и проклятую флягу, которая его все-таки доконала.

Впервые за многие годы сели они на крыльце рядом друг с другом, даже язвительный и непримиримый Отказник опустился на ступени рядом со Степаном, и Музыкант на сей раз не чуждался никого из братьев, не говоря уже о Книжнике! И вот что обронил Строитель. Жестко рубил воздух ладонью: