Безумец и его сыновья

— Не голоса ли ангельские призывают меня? Не звуки ли это самих хоров небесных?

Славно заливались рожки в осеннем воздухе, прозрачном и звонком. И поспешил монах далее. Поднялся он на одну гору и увидел город, услышал колокольный звон. Так вскричал в радости молодой монах:

— Поистине, вижу я Святую Русь! Сколько храмов, церквей стоят по ней — не страна ли Божия передо мною? Золотятся купола ее — и где бы я ни был, всюду слышу — колокола славят Господа!

6

Проходил молодой монах мимо придорожного трактира.

Увидев калику, кабацкие завсегдатаи окликнули его:

— Не побрезгуешь отведать с нами ужина? Накормим тебя, ибо видим по выпирающим ребрам — не часто ты встречаешься с ужинами! Хочешь, нальем и винца?

Насильно схватили монаха и повели в трактир. Там поставили перед ним всякие кушанья и говорили:

— Ешь, пей за наше здоровье.

Он, ни к чему не притронувшись, взял только ломоть хлеба.

Сказали ему:

— Сейчас нет поста! Отчего же не порадовать себя гусятинкой да жареной куропаткой? Отчего не усладить себя свининой, запивая ее пивом? Все за тебя заплатим — видим, что ты проголодался и идешь издалека, коли так прохудились твои сапоги. Неужели не хочешь и сладостей — когда еще поешь такого?!

Монах сказал на это:

— Привык я к скудной пище, к скромной еде. Раз поддавшись слабости своего живота, не поддамся ли другой и третий? А вслед за тем и пожалует леность — за нею и сон духовный! Трудно взбираться к Горнему миру, легко вниз побежать. Отвернусь от еды манящей — не она ли есть начало падения? Ибо разве не суть твари Божией, чтоб преодолевать и помнить всегда об Отце нашем Небесном? Есть Господь!

Тогда сказали ему:

— Может быть, выпьешь? Вино возвеселит твой дух, ибо ничто не веселит дух так, как оно! Посмотри — мы пьем и счастливы. Вот херес, а вот и водочка. Не желаешь хересу? Есть у нас сладкая мадера!

И ели, и пили.

Монах сказал:

— Дайте воды. Буду пить воду.

Одна красивая бабенка сказала, засмотревшись на него и вздыхая на его молодость:

— От переполненного живота появляется тяжесть. Можно угореть от еды. От вина же — дурь и немощь! Но я обещаю тебе вознесение истинное к Горнему миру и райские забавы. Многие бегут за мной лишь затем, чтоб от земли оторваться и вознестись на небеса, и признаются, что ни отчего более не испытывали блаженства столь неземного. Не хочешь ли попробовать? Даю тебе слово, монашек, — появятся и у тебя ангельские крылья, в самих облаках искупаешься и испытаешь блаженство! Не нужно молитв и постов — ступай лишь за мною!

Монаха подталкивали:

— Иди с нею. Истинно, испытаешь ли ты когда-нибудь от постов и молитв то, что подарит тебе та девка?

Монах ответил:

— Речь ее лжива. Никто так не повяжет, как она. Никто так не сможет обрезать крылья истинные! Она есть то, что не дает воспарить человеку! Горе тому, кто поверит ей, не в небеса он вознесется, а упадет в пропасть, и ни за что будет ему не выбраться. Чем слаще обещает она свет небесный, тем более тьма укутает того, кто ей поверил! Закует в цепи на самом дне и ни за что уже не выпустит. Вот какой это полет — в бездонную яму!

Гуляки, услышав такой ответ, захохотали над девицей.

И принялись целовать подружек. Девица, которая звала за собой монаха, все вздыхала.

Но сказал он:

— Есть Господь! Огонь жжет меня!

И пил воду, и ел хлеб.

7

Плут с Телей прибились по дороге к богомольцам. Бурчало в их пустых животах, и хитрец так рассудил, поглядев на мешки да на кружки, позвякивающие за спинами странников:

— Не иначе, набрали они милостни в деревнях предостаточно. Не помочь ли божьим людям в обеде?

Размечтался он о пирогах и булках. Спрашивал Алешка:

— Далеко держите путь, православные?

Ему отвечали богомольцы:

— С самой Печерской Лавры Киевской до Москвы.

И позвякивали привязанными кружками, словно колокольцами. Плут не спускал глаз с их мешков и глотал слюнку. Вовсе свело живот у парня. Наконец остановились богомольцы на привал и пригласили прибившихся. Алешка доставал уже из-за голенища ложку и, ее облизав, приготовился. Старшой среди богомольцев сказал:

— Возблагодарим Господа перед трапезой.

Опустились все тогда на снег и принялись горячо молиться. Встал на колени и плут. Шептал он с досадой:

— Чтоб было вам пусто! Мало самого Господа, так принялись и за Сына Его, а потом и за Богородицу! Как только не наскучили Матери Божией заунывные эти причитания? Ей-ей, будь я на месте святых — давно бы сбежал от подобного воя.

Сам же не терял надежды пообедать.

Кончили странники молиться и, усевшись кружком, принялись мешки развязывать. С нетерпением плут готовился приступить к трапезе. Однако доставали они четки да молитвенники, и так старшой приказывал:

— А теперь отведаем, братья, сестры, сладкой пищи духовной!

Взялись паломники петь хором, плут же, удивившись терпению их желудков, спрашивал одного:

— Когда же благословят нас на насыщение?

Тот удивился:

— Неужели ты, брат, уже не насытился?

Встали они и пошли, пообедав молитвами. Когда к вечеру показались монастырские стены, плут ног под собой не чуял.

Оказавшись в трапезной, готовился отведать монашьей еды и спрашивал, принюхиваясь: