Безумец и его сыновья

— Печалуюсь также о ваших глотках:Каково им, бедненьким, петь, надсаживаться,Каково трудиться, когда ублажаете вы молодок частушками?

Мужички, остановив лошадей, спрашивали:

— Откуда ты, парень?

Зачастил Алешка:

— От великой горы, где живет Пахом,Там корыто стоит с преогромный дом,В корыте том девки купаются,Молоком по утрам обливаются.Одна заплетала косу,Расчесав волосья за версту.Я зацепился да замотался,На бабьей голове оказался.

А там-то смотрю, со всех концовУже намотано у нее молодцов.И все кричат: «Отпусти! Отпусти!»Девка не слышит, как ни проси.Тогда я добрался до уха,Крикнул так, что дошло до ее слуха.Меня распутала, отпустила,Да, неловко подхватив, чуть не задавила,Двумя пальцами зажав, как жука,До сини намяла мои бока.От нее я бежал три дня,А девка та шагнула — и вновь возле меня.

Мужички тогда переглянулись, засмеялись и сказали:

— Языком чесать ты мастер. А как работать, косить да пахать, да хлеб убирать?

Алешка запел:

— Я великий работник, ловкой,Всюду славлюсь своей сноровкой,Как меня запускают в печь —Нечего после меня стеречь.Не найду я гуся в печи,Обглодаю сами кирпичи.Так кошу я за столом ложкой,Остаются пустые плошки.Сам я сею после себя лишь кости,Вот и не приглашают меня в гости.Хлеб убирать я также горазд,Есть у меня для этого амбар,Вроде не велик, а исчезает в нем всеЧто на столе стоит!

Туда заскочит — назад не появляется!

Разевал свою пасть и вытаскивал из-за голенища ложку. Мужички сказали с телеги:

— Ну, тогда нам подходишь. Садись.

Плут себя не заставил упрашивать. Сел да спросил:

— А кто вы будете, люди добрые? Не просты, как я погляжу! Кем надо быть на Руси, чтобы так едать в три горла, гулять да приплясывать?!

Переглянулись на то мужички, посмеялись да отвечали:

— Точно подметил, глазастый! Это нами и надо быть на Руси, чтоб так плясать да погуливать!.. А более нас не спрашивай. Ешь, веселись!

Плута не надо было упрашивать. Отпивал из поданной бутыли брагу и запивал ее кислыми щами, приготовленными для похмелья, а еще закусывал огурчиком. Одна молодка смотрела во все глаза на ражего парня, любуясь им да слушая Алешкины поговорки. Мужички вновь загудели, запиликали музыку и вперед лошадок бросались приплясывать, поднимая дорожную пыль, скрипя сапогами.

4

Доехали они до гостиницы и перемигнулись с трактирщиком. Заказали себе обильную трапезу. Алешку усадили с собою. Плут веселился и заглатывал все, что приносили им на стол. К Алешке взялись подсаживаться гулящие бабы. Та же молодка сидела тихой да печальной, не сводя глаз с парня.

Новые знакомые Алешку к бабам подталкивали:

— Выбирай себе любую голубку.

Хмельной Алешка сказал, хвастаясь:

— Со всеми мне будет ловко!

И приготовился выбрать себе, но наклонилась к нему, подгулявшему, печальная молодка:

— Возьми меня, сладкоголосый. Не пожалеешь.

Принялись его мужички отговаривать:

— На что тебе смурная? Холодно будет с нею — зальет тебя слезами.

Она же за собой повела веселого парня. Поднялись в гостиницу и проходили множество комнат, каждую с кроватью и пышной периной.

Молодка шепнула:

— Бери вон тот чулан, с окном, выходящим во двор.

Остались они в чулане. Спрашивал плут, удивляясь:

— Отчего ты, милица, печальна?

Прижалась к нему молодка, заплакала:

— Ясноглазенький мой соколок. Сидела я давеча на телеге вместе с подругами, пила да радовалась — и повстречалась нам бабушка, горбатая да кривая, едва брела, на клюку опиралась. Ой, и страшны были ее костлявые руки — захолодело мое сердечко.

— Что тебе до старой нищенки? — спрашивал плут беспечно. — Сама ты, словно сдобная пышечка.

Но вздыхала молодка:

— Была сума у той нищенки, а там лишь сухарь да кружка, глаз ее слезился, подобно собачьему, и не осталось зубов — разгрызть тот сухарь — она от бессильности плакала.

— Полно тебе, лебедушка, — отвечал парень. — Ручки твои пухлы и нежны, словно у младенчика, губки твои — две ягодки красные, налитые две вишенки — стоит тебе убиваться, печалиться?