Безумство храбрых. Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов

После завтрака я вышел из пансиона. Буран почти совсем затих, и я решил пройтись до почты – отправить открытку мистеру Глену. Мы договорились, что я каждый день буду посылать ему весточку о том, как я тут живу.

Не прошел я и сотни шагов, как меня нагнала фрау Зиндель:

– Вы на почту?

– Да.

Мы пошли рядом.

– Ваша фамилия Коробцов? – спросила она.

– Да.

– Вы кто по национальности?

Я вспомнил указание мистера Глена никому ничего о себе не рассказывать и не ответил.

– Я фрау Зиндель, – нисколько не обидясь, сказала она.

– Я знаю.

– Хочу поблагодарить вас за вчерашнее…

– Не стоит, фрау Зиндель. Это был, может, и благой порыв, но не очень-то серьезный. Мы сами чуть не заблудились.

– Это неважно! – воскликнула она. – Главное в том, что ваш поступок стал живым укором совести для всех других. – Она, вздохнув, сказала: – Ах, немцы, немцы…

Мне самому не понравилось, как вели себя жильцы пансиона, но поддержать разговор я не мог, это было бы просто самохвальством. Я заговорил о погоде.

Когда мы вернулись в пансион, фрау Зиндель предложила мне посидеть у камина.

Было уютно, тепло и так приятно смотреть на пылающие поленья.

– Неужели немецкий обыватель неисправим? – спросила фрау Зиндель. – Мой дом, моя семья, а все остальное его по-прежнему не касается. Представьте, они осуждают меня – эти добропорядочные немцы из пансиона «Эльза». За что? За то, что я крепко уснула на воздухе? – Она наклонилась ко мне и, тряхнув головой, ответила: – Нет! Они осуждают меня за то, что эта история раскрыла их друг перед другом, как равнодушных, тупых эгоистов.

– Вы говорите – мой дом, моя семья, но разве не эти же немцы шли за Гитлером, теряя и семьи и дома? – спросил я.

Она с интересом посмотрела на меня и тихо произнесла:

– Это очень сложный вопрос. Я преподаю историю. Ученики часто спрашивают: как могла случиться с Германией такая катастрофа? Что им отвечать?

– Да, что и говорить, Германии не повезло, – сказал я.

Фрау Зиндель смотрела на меня с крайним удивлением:

– Как это не повезло? Что вы говорите? Германия Гитлера навязала миру жестокую и истребительную войну, желая стать владычицей мира, и за это она понесла вполне заслуженную расплату.

– Могло не повезти и русским и американцам, – сказал я, продолжая выкладывать знания, полученные от мистера Киркрафта. – Но повезло именно им. И теперь русские также хотят владеть всем миром.

– Откуда вы это взяли? – спросила фрау Зиндель, и я увидел в ее глазах насмешку.

– Половину Европы они уже захватили? – продолжал я. – Это же они хозяйничают в Восточной Германии, в Польше, Венгрии, Румынии, Болгарии…

– Что значит – хозяйничают в Восточной Германии? – с учительской интонацией спросила она. – А что, по-вашему, делают американцы и англичане у нас, в Западной Германии?

– Нормальная временная оккупация при одновременной помощи немцам в создании своей демократической власти. А русские сделали Восточную Германию своим военным плацдармом в Европе.

– Откуда вы все это узнали? – спросила она, смотря на меня с улыбкой.

Я промолчал.

– Не обижайтесь, пожалуйста, но вы повторяете зады самой примитивной американской пропаганды, рассчитанной… – она замялась немного, по тут же решительно добавила, – на тупиц и на того печально прославленного немецкого обывателя, который религиозно верит всему, что читает в своей газете или слушает на ночь по радио. Дорогой господин Коробцов, все это далеко не так просто… Вот вам только один факт: почему русские в Восточной Германии устранили нацистов от всякой деятельности, а здесь их подкармливают прославленные своим практицизмом американцы? Почему? Зачем?

– Процесс в Нюрнберге – это, по-вашему, подкормка?

– О, святая наивность! – воскликнула фрау Зиндель. – Да Геринга или Кейтеля просто нельзя было не повесить! Но разве Геринг управлял печами Освенцима? Разве Кейтель убил Варшаву? Вы живете во Франкфурте. Поинтересуйтесь, кто стоит во главе промышленных концернов в вашем городе? И вы узнаете, это те же господа, которые были опорой Гитлера. Только теперь к их сумасшедшим прибылям примазались еще и американские дельцы.

– Вы коммунистка? – спросил я, обрадованный своей догадкой.

Она вздрогнула, как от удара, презрительно посмотрела на меня и сказала:

– Нет, увы, нет. Мой отец был крупным нацистским чиновником. Он не перенес разгрома и застрелился, но меня это ни в чем не оправдывает.

– Говорите вы, как коммунистка… – начал я, но она встала и, смотря на меня с удивлением и брезгливостью, сказала:

– Я очень жалею, что продлила наш разговор. Это испортило все впечатление от вчерашнего. Прощайте.

Вечером она уехала. А я жил там еще три дня, все время думал о ней и продолжал убеждать себя, что она коммунистка. Это немного утешало и помогало считать, что я прав.

4