После возвращения из пансиона до начала лекций в университете у меня было два свободных дня, и я собирался походить по городу – живу в знаменитом Франкфурте-на-Майне и совсем не видел его. Но в день приезда мне вручили записку от мистера Глена. Он просил меня к 10 часам вечера быть готовым к важному разговору. Я заволновался. Еще перед каникулами мистер Глен намекал мне, что в самое ближайшее время жизнь моя изменится, но на все вопросы отшучивался, говорил, что начальство обеспокоено тем, что я увеличиваю армию безработных в Западной Германии.
В половине десятого появился мистер Глен. Мне показалось, что он нервничает. Мы ехали, как всегда, в его машине, и он то и дело посматривал на свои часы.
– С тобой, Юрий, будет говорить сейчас очень большой начальник, мистер Дитс. Ответы свои обдумывай. Но не лебези. Покажи, что у тебя есть характер, – серьезней, чем всегда, говорил мистер Глен.
– А кто этот мистер Дитс? – спросил я.
– Скажу так: если ты ему не понравишься, он тебя, а вместе с тобой и меня может отправить, как говорят у нас в Америке, гладить асфальт пятками, – ответил он без улыбки. – Ты уже столько времени живешь на всем готовом, без забот, учишься, отдыхаешь в горном пансионе и не знаешь, кто устроил тебе этот рай на земле.
– Вы однажды мне это объясняли, – сказал я.
– Вот и прекрасно, – улыбнулся мистер Глен. – И теперь уточняю: платил мистер Дитс. Он все о тебе знает и внимательно следит за тобой. И теперь он хочет посмотреть, во что он вложил деньги. Возможно, он решил, что пришло время тебе поработать.
Сказка подошла к концу. Я это скорей чувствовал, чем понимал. То, что мой бог – мистер Глен – нервничал, пугало. Но я все же сознавал, что как-то расплачиваться за сказку надо.
Мы проехали через центр и вскоре остановились перед большим домом, стоявшим за высоким каменным забором и оттого похожим на тюрьму. Сходство это дополняла будка с вооруженным часовым.
Подойдя к машине и, видимо, узнав Глена, часовой проворно вернулся к воротам и нажал там кнопку. Глухие створки медленно раздвинулись, и мы въехали во двор.
Мистер Глен взял меня под руку и уверенно повел через темный двор к большому зданию.
Когда мы вошли, я невольно остановился – в глаза ударил нестерпимо яркий свет. Два рефлектора были направлены прямо на двери. Молодой человек проверил наши документы и повел по ярко освещенному коридору. У лифта нас встретил другой молодой человек, который вместе с нами поднялся на второй этаж и подвел к двери с табличкой:
V группа. N 1
– Номер первый предупрежден, входите, – тихо сказал молодой человек и ушел назад, к лифту.
Мы вошли в большой кабинет. Здесь тоже был очень яркий, но в то же время мягкий свет, лившийся из скрытых карнизом светильников.
Из-за стола нам навстречу вышел совершенно лысый мужчина маленького роста – он был ниже меня. На нем – белоснежная рубашка, желтый галстук; отглаженные брюки свисают с круглого живота двумя короткими и острыми клиньями. Таким я впервые увидел всесильного мистера Дитса.
Мистер Дитс жестом пригласил нас сесть около низкого полированного стола. Мы с мистером Гленом сели рядом, мистер Дитс – напротив. С минуту он точно ощупывал меня своими выпуклыми стеклянными глазами из-под черных косматых бровей. Затем спросил что-то у мистера Глена по-английски и обратился ко мне на немецком:
– Нет ли у вас жалоб или претензий?
– Нет. Наоборот, я очень благодарен за все.
Будто не услышав моего ответа, мистер Дитс сказал:
– Мы не загружали вас никакой работой, и у меня была надежда, что вы будете этим недовольны.
– Я жил точно по расписанию – все время занятия, – ответил я.
Мистер Дитс взял из ящика, стоявшего на столе, сигару, раскурил ее, выпустил вверх густую струю дыма и улыбнулся маленьким ртом:
– Для умного человека образование не больше как проценты на основной капитал. А мой дед прекрасно обошелся без образования, и имя его до сих пор помнит Америка. Не так ли, Джон?
– О! Ваш дед – слава Юга, – с готовностью подтвердил мистер Глен.
– Мой отец, – продолжал мистер Дитс, – брал авторучку, только когда нужно было подписать чек. А целая орава образованнейших людей жила на его деньги. Обхожусь, кстати, без этой роскоши и я, – добавил он небрежно и, подвинув к себе папку с бумагами, сказал: – Займемся делом. Вам, юноша, пора начать отрабатывать затраченные на вас деньги. Вы хотите послужить великой и щедрой Америке?
– Боюсь, сумею ли? – совершенно искренне сказал я.