Безвыходное пособие для демиурга (СИ)

Я захохотал. Похоже, у Петровича приключилось сотрясение мозга. Надо же так придумать: «Безвыходное пособие… для демиурга». Учебник для творца, открыв который юный бог дочитает до конца, потому что никакая сила не сможет его заставить захлопнуть эту чертову книгу.

И вдруг я понял, что это не у Петровича, а у меня где-то перемкнуло и я не вижу того, что творится под носом.

Книга – она, действительно, управляет всеми. Мы – маги, творцы, демиурги маленьких вселенных. И этот мальчишка, Герман – он творец даже в большей степени, нежели мы. Но и он угодил в сети «Безвыходного пособия». А ведь не маг, просто пацан, студент.

Мы внутри книги, той самой, которую я считал «Некрономиконом». Она написана давно, просто решила слегка поразмяться, повеселиться. И если мы здесь, то в реальности этот парень, наверное, под капельницей. Или пропал без вести.

У этого мальчишки, Германа, если я убью Петровича, шанса вернуться – уже не будет. Книга подловила меня!

Теперь, точно, не победить!

Меня охватила ярость.

Во мне поднялась ненависть к этому миру, состоящему из одних лишь подлецов и заговорщиков, плетущих интриги так же ловко, как пауки. Я хотел разрушить этот безумный книжный мир, сжечь вместе с собой, навсегда, чтобы никто и никогда больше не попался в эту ловушку! Но слова Петровича «Ты погубишь мальчишку!» вдруг приобрели иной, изнаночный смысл.

Я ведь инквизитор, а Герман – заигравшийся ребенок. Я не могу казнить ни себя, ни Николая Петровича, ни писателя. Я – честный инквизитор, в том и загвоздка. Нас привыкли считать сумасшедшими маньяками, лупящими себя цепями. Но на самом деле – мы не взрослеющие дети. Почти все.

Из глубины моего естества поднялась горечь. Я ощущал ее привкус на языке, она проникала в каждую мою клеточку, она становилась мной.

Я вдруг забыл все заклятия, и мудрость покинула меня. Я потерял контроль над чувствами. Мысли вдруг остановились и замерли.

Петрович смотрел на меня с ужасом. Он не стал выдыхать дракона, он сам стал им. Мгновенно. Он был вполне живым и осязаемым зверем.

– Твою мать! – выдохнуло чудовище и сделало шаг вперед.

Я понимал, что Николай Петрович единственный, кто сможет вывести мальчишку в реальность, потому что он – демон, собирающий осколки щита. А смерть «Безвыходного пособия» не просто закупорила бы Петровича, она его похоронила бы в себе вместе со мной и Германом. И это было единственным решением проблемы.

Этот старик не зря носил козлиную бородку, он специально выбрал себе именно такую внешность, чтобы уже одним своим видом смеяться над чувствами ортодоксальных, то бишь недалеких христиан. Петрович – это и есть сарказм, насмешка над всеми ценностями, ради которых я бился со злом.

В любом случае, кто бы ни победил – в итоге тьма восторжествует!

Или Петрович спасет талантливого мальчишку, или я погублю всех – но добра здесь, в принципе, быть не может. Единственный вариант остановить безумие – побег от принятия решения, то есть самоубийство. Еще можно признать свое поражение и сдаться.

Но ярость клокотала в каждой частице моего существа. Меня вели к этой встрече, готовили поражениями и взлетами. На моей совести уже висит гибель мальчишки, Кости, носителя души Великого Инквизитора.

И теперь космические силы, играющие со мной в азартные игры, решили посмотреть, как я уничтожу другого мальчишку, пишущего роман об этой проклятой душе! Им интересен тот ураган чувств, который сломает меня уже навсегда.

Все, кто касался Великого Инквизитора, меняли свою суть и, в конечном счете, погибали.

Германа темная тень души Великого Инквизитора коснулась лишь в отражении меня да и то в его собственной ненаписанной книге, он не заражен ее маниями, он просто пытается честно делать свое дело, так же, как и я.

Но обряд экзорцизма здесь неуместен.

Герман – это маленький демиург, создающий мрачную, готическую версию нашей реальной действительности, он заражен немецким романтическим идеализмом настолько, насколько это возможно. Вероятно, он потомок поволжских немцев. И если это так, если немецкий романтизм у парня в крови, то он непременно когда-нибудь создаст уникальную сказку, и я сейчас могу убить гения, который продолжит лучшие мистические литературные традиции…

Конечно, я не знаю наверняка, что там написал мальчишка, и талантлив ли он вообще. Возможно, он – подставное лицо, наделенное в равной степени амбициями и безграмотностью. Но это не важно.

Герман считает, что выдумал нас с Петровичем, он запутался в своих фантазиях настолько, что не отдает себе отчет в том, что всех живых людей выдумал совсем другой писатель – бог.

Главное в этой ситуации: я не имею права не убить Петровича и эту проклятую книгу! Но, похоже, Герман сросся с текстом настолько, что не сможет дальше жить без «Безвыходного пособия». Действительно – безвыходного.

Ярость начала трясти меня.

Черная, древняя магия предков, когда у всех был один язык, меняющий реальность, овладела мной полностью.