Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)

«Карагандинским городским Домом партийного просвещения для интеллигенции города было организовано слушание нового перевода на современный русский язык знаменитого памятника древней русской литературы „Слово о полку Игореве“, написанного в стихах Заболоцким».

В газете дается оценка этому труду: «Перевод, безусловно, удачен. Поэт точно воспроизводит содержание подлинника, тонко передает его эмоциональную насыщенность и одновременно создает свое, новое произведение, которое с одинаковым живым интересом прочитает читатель, не знакомый ранее со „Словом о полку Игореве“, и читатель, с детства знающий, любящий это бессмертное произведение. Перевод отличается богатством словаря и разнообразием изобразительных средств». Эту заметку в газете написала преподаватель Карагандинского учительского института Нона Меделец — спасибо ей за это!

А.К. Белавина, к ее огорчению, не была на том слушании в Доме партийного просвещения, но знает, что газетная заметка очень обрадовала Николая Алексеевича. Сослуживцы поздравляли его с успехом, а он, как всегда, смущенно говорил: «Да полноте вам…»

Но по-настоящему карагандинское творчество поэта оценили позже. В том же «Избранном» Н. Заболоцкого опубликована статья поэта Евгения Винокурова, которого я люблю с юношеских лет. Так вот он, мне думается, достойно оценил творчество Заболоцкого после многих лет его мук и скитаний в лагерях смерти. В статье Евгений Винокуров пишет:

«В своих ранних стихах (книга „Столбцы“) мастер гротеска, иронического примитива в духе художника Анри Руссо, экспрессивной метафоры („Худые, лысые мужья сидят, как выстрел из ружья“), Заболоцкий смело шагнул в область глубокой серьезности. В стихах позднего периода он демонстрирует образцы фигурной метафорической лепки, образцы зримой, выпуклой предметности:

И вот, ступив на солончак,Стоит верблюд, Ассаргодон пустыни.Дитя, печали, гнева и гордыни,

С тысячелетней тяжестью в очах.Косматый лебедь каменного века,Он плачет так, что слушать нету сил,Как будто он, скиталец и калека,

Вкусив пространства, счастья не вкусил.

Заболоцкий ценит предметность, он любит такое емкое слово, как „кусок“, он даже пишет „кусок влаги“.

Поэт внутри мира. Он чувствует себя частью мира: „Я жизнь мою прожил, я не видал покоя: покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я“».

Так что Караганда утвердила Заболоцкого как талантливого самобытного писателя. Это признали и его московские коллеги, решившие вернуть опального поэта в столицу. Заболоцкий навсегда покинул Сарыарку, где он нашел «приют и вдохновенье». Но в своих стихах он еще не раз вернется к Казахстану, Сарыарке, ее желтым, выжженным солнцем степям…

И не раз будет потом с сожалением вспоминать, что утратил карагандинских друзей.

Вскоре из Караганды следом за поэтом выехала и его семья — жена, дочь и сын. Произошло это в июне 1946 года, когда начались каникулы в школах. Собственно говоря, Екатерина Васильевна потому и задержалась в Караганде с детьми, что не хотела прервать учебу Никиты (Наташа еще не ходила в школу).

Провожали ее с детьми на вокзале соседи, уже упомянутая нами Евгения Федоровна Зиновьева с мужем своим Григорием Игнатьевичем Титаренко, который работал в «Сараньстрое» главным механиком и дружил с Николаем Алексеевичем.

«Спасибо вам, карагандинцы, за то, что постояли за мужа моего, помогли нам», — эти слова Екатерины Васильевны были прощальными на карагандинской земле. Во всяком случае, так мне сказала во время нашего телефонного разговора Евгения Федоровна Зиновьева.