Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Подозревать англичан в нечистой игре султан начал после Кипрской конвенции. Подыскивая себе новую «опору», Абдул-Хамид прислушался к убедительным доводам англичанина без официальных полномочий, мистера Лоренса Олифанта²

, некоторое время рассматривал возможность использовать евреев. Состоявший в прошлом на дипломатической службе, Олифант был журналистом и религиозным эксцентриком. (Примечательно, скольких английских эксцентриков неудержимо влекло на Восток. Возможно, дело в том, что большинство их, как легендарный Т. Э. Лоуренс, отправлялись в личное религиозное или метафизическое паломничество и, подобно Танкреду Дизраэли, искали духовного возрождения в местах зарождения трех мировых религий.)

Религиозные эскапады Олифанта граничили с абсурдом, что, однако, не мешало ему быть опытным и талантливым дипломатом. Молодому Генри Адамсу, повстречавшему его в доме одних друзей, он показался «исключительно здравомыслящим и до странности подходящим для загородных поместий, где его обществом наслаждались все до единого мужчины и где его обожали все до единой женщины»³

. Этот светский лев включился в кампанию за восстановление Израиля из тех же религиозных побуждений, что и лорд Шефтсбери, и в точности как Шефтсбери пытался замаскировать их доводами из области стратегии и политики. Воспитанный в семье ярых евангелистов, он поступил на дипломатическую службу, служил в самых разных миссиях от Канады до Японии, путешествовал по Индии, освещал Крымскую войну в качестве корреспондента «Таймс», помогал Гарибальди и Кавуру в Италии и в 1865 г. стал членом парламента. Внезапно он, однако, ушел со своего поста и исчез из виду. Лондонское общество испытало шок, когда стало известно, что этот светский лев, известный своим обаянием, флиртом и приключениями в дальних странах отправился рыть канавы в религиозной общине в Новой Англии.

На самом деле Олифант избрал извечный выход разочарованных: попытку уйти от мира и жить в простом смирении первых христиан. Такая жизнь ему не подошла, и ему позволили вернуться в мир в качестве новообращенного (причем новообращенного в иудаизм). Хотя его связи с сомнительным пророком из Броктонской колонии обернулись множеством досадных огорчений для его матери и двух жен, а также вызывали несколько судебных исков, он до конца жизни остался предан идее «регенерации человечества». Он отрицал, что его кампания за возвращение евреев в Палестину имела к этому какое-то отношение и даже то, что в основе ее Священное Писание, но вторая миссис Олифант, которую посещали видения и которая слышала голоса, была менее сдержанна. Она описала посетившее ее видение «Еврея на коне бледном»: конь, в ее объяснении, символизировал силу, а белый цвет означал праведную силу. Свое видение она интерпретировала так: Израиль, «искупленный» Христом, будет возрожден в былой мощи в Палестине и, таким образом «просветленный», станет «прекрасной иудео-христианской расой, наделенной религиозной мощью и властью, ибо никому, кроме истинных христиан, не дано править в Святой земле».

Сам Олифант приводил более приземленные доводы. Тот факт, что его кампания по своему содержанию совпадает с «излюбленной религиозной теорией, — утверждал он, — не обязательно лишает ее политической ценности». В 1879 г., в год Берлинского конгресса, он находился в Румынии, когда там имел место ряд вспышек антисемитизма. Он видел беженцев в Бродах и Лемберге и, глубоко тронутый их трагедией, отправился на конференцию Ховевей Сиона в Яссах. Зачарованный тем, как на глазах у него сбывается библейское пророчество, он тут же выехал в Константинополь, чтобы уговорить султана пожаловать евреям земли в рамках хартии о колонизации. Затем он отправился в Палестину для изучения условий на месте и в 1880 г. опубликовал книгу «Земля Гилеадская», предлагая создать в Палестине к востоку от реки Иордан еврейские поселения под властью Турции и протекторатом Великобритании.

Олифант считал, что Великобритания посредством евреев могла бы — даже должна — вдохнуть новую жизнь в азиатскую Турцию, причем так, чтобы ее можно было уберечь от посягательств остальных империалистических держав. В первую очередь он имел в виду Россию, представлявшую на тот момент основную угрозу, но его прогнозы сбылись и в отношении соперника, которого он не предвидел. «Вероятно, недалек тот день, — предостерегал он, — когда может оказаться, что наиважнейшие интересы Британской империи подвергаются опасности ввиду небрежения и нежелания подготовиться к вероятным бедам, какие могут надвинуться в ближайшем будущем».