Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

И действительно поражает, какой оптимизм проявляли работники Общества на ниве, на которой столь явное поражение потерпели величайшие миссионеры и проповедники. В оправдание своих трудов они постоянно цитировали Послание святого апостола Павла к евреям, но как будто никогда не задавались вопросом, почему его собственный народ отказал ему в успехе, который позднее ждал его у язычников, и почему после почти двух тысяч лет притеснений со стороны христиан евреи вдруг должны счесть аргументы Общества более убедительными, нежели аргументы апостола Павла. Однако ничто не дает повода усомниться в искренности и серьезности сотрудников Общества. К наиболее ярким примерам следует отнести преподобного Александра Маккола, исполнительного главу Общества, отвечавшего за миссионерскую деятельность, и профессора иудаизма в Кигс-колледж в Лондоне, который был не только величайшим иудаистом Англии своего времени, но и человеком, который любил евреев, работал в еврейских общинах России и Польши и по собственному опыту знал иудаизм — редкое исключение для того времени. А Льюис Уэй, состоятельный юрист, который пожертвовал свое состояние Еврейскому обществу и которому воздают должное как человеку, «придавшему первый большой импульс делу евреев», был снедаем сходной верой в то, какую пользу всему миру принесет в конечном итоге успех его трудов¹⁰

.

Приход Уэйя в Еврейское общество может служить типичным примером экзальтированного, иррационального духа евангелизма. Согласно легенде, пересказываемой на каждом ежегодном собрании (хотя позднее оспариваемой), он однажды выразил свое восхищение великолепной дубовой рощей, мимо которой проезжал, направляясь из Эксмута в Эксетер, и спутник рассказал, что владелица земли, на которой стоит роща, некая Джейн Парминтер, распорядилась в своем завещании, чтобы деревья не срубали до тех пор, пока евреи не будут возвращены в Палестину. Пораженный столь эксцентричным завещанием, Уэй вернулся домой перечитывать Библию и настолько подпал под влияние пророчества, что бросил юриспруденцию, взялся за изучение теологии, принял сан, пожертвовал миллион триста фунтов, чтобы спасти Еврейское общество от долгов, и с тех пор оставался главным его финансистом. Он финансировал издание Библии на идише и текстов англиканской литургии на иврите, он добился аудиенции у русского царя и прусского короля, чтобы заручиться их влиянием на благо трудов Общества.

Как раз собирая библиотеку литературы на иврите, Уэй познакомился с Макколом, в то время студентом, изучавшим иврит в Тринити-колледж в Дублине, и убедил его, что обращение евреев представляет собой «величайшее благо для еврейского народа, а через него и для всего человечества». К негодованию дублинских преподавателей, которые возлагали на талантливого молодого человека большие надежды, Маккол бросил учебу в университете, чтобы отправиться в Варшаву миссионером среди евреев. Как рассказывает в своих мемуарах его дочь, по пути туда он тринадцать раз прочитал Послание святого апостола Павла к евреям, а его стремление стать знатоком еврейского письма было столь велико, что все свободные часы он до конца жизни переписывал от руки Пятикнижие и оставил поле себя восемь таких рукописных копий¹¹

. Следует ли удивляться, что его дочь, родившаяся в Варшаве, выучила иврит в три года, читала Библию и говорила на немецком и идише в четыре, а в двенадцать лет уже преподавала иврит в миссионерской школе на Палестинской площади.

По возвращении в Лондон в 1831 г. Маккол был назначен президентом Миссионерского колледжа при Еврейском обществе и принял активное участие в попытках донести до английской общественности тяготы положения евреев, однако англичане, по словам его дочери, «мало о них знали и еще меньше они их заботили»¹²

. Стараясь подстегнуть нерадивых жертвователей, Маккол начал выпускать еженедельник «Древние пути», где развивал тезис о том, что христианство было и остается логическом продолжением веры Моисея, тогда как труды средневековых раввинов на самом деле отошли от Закона Моисея. В своих мемуарах его дочь вспоминает бурные собрания в кабинете отца по воскресеньям, когда джентльмены-евреи приходили говорить о делах веры, а она (ей тогда было восемь лет) и ее младший брат подслушивали у приоткрытой двери. Эта юная леди, которая впоследствии обосновалась в Иерусалиме, став женой британского консула, и рука об руку с мужем трудилась, чтобы заново открыть Святую землю для ее «законных владельцев, еврейского народа»¹³, была живым звеном между Шефтсбери и Бальфуром. В пятнадцать лет она в подарок отцу переписала на «кремовой бумаге с золоченым обрезом» историческое письмо Шефтсбери Палмерстону, где предлагалось, чтобы англичане стали спонсорами возвращения евреев. Она скончалась в 1921 г. в возрасте девяноста шести лет, и ей довелось увидеть, как Британия принимает Палестинский мандат.