Библиосфера и инфосфера в культурном пространстве России. Профессионально-мировоззренческое пособие

По наблюдениям В.О. Ключевского, ментальность типичного старомосковского книжника отличалась не в лучшую сторону от ментальности книжника предыдущего поколения. Воодушевленный победами русского оружия, книжник XVI века утратил прежнее смирение и возгордился. Как раз в это время пала Византия, духовная наставница Руси. Оставшись без учителя, русский книжник, недавний «новоук» благочестия, возомнил себя единственным блюстителем православия, князя московского нарек единственным христианским царем во всей Вселенной, а Москва в его глазах воссияла как «Третий Рим, а четвертому не бывать». Прежде высшей похвалой для образованного русского человека было сказать о нем, что он «муж книжен и философ», теперь тщеславный книжник поучал: «Братия, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах; учуся книгам благодатного закона, как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов». Этот словоблуд, уверенный, что все можно понимать, ничего не зная, писал о себе: «Не учен диалектике, риторике и философии, но разум Христов в себе имею». В.О. Ключевский называет нарисованный социальный портрет «вторым типом русского интеллигента»[155]. Трудно согласиться с этим приговором. Описанный грамотей-невежда относится не к интеллигентам, а в лучшем случае – к полуинтеллектуалам Московского царства, которых во все времена было предостаточно в нашем отечестве.

Заслуживает особого внимания соотношение в старомосковской ментальности книжной словесности (умозрительно постигаемого логоса) и иконописи (умозрения в красках). Из-за отрыва от классической греческой традиции и отсутствия школьного образования интеллектуальный уровень книжности оставлял желать лучшего и был простому народу чужд. Зато русские иконописцы в лице преподобного Андрея Рублева, Феофана Грека, Д. Черного, Дионисия почитались как духовные пастыри неграмотного народа. Г.П. Федотов хорошо раскрыл контроверзу словесности и иконописи: «Умозрение открывается в слове. В этом его природа – природа Логоса. Отчего же софийская Русь так чужда Логоса? Она похожа на немую девочку, которая так много тайн видит своими неземными глазами и может поведать о них только знаками. А её долго считали дурочкой только потому, что она бессловесная»[156]. Может быть, для того чтобы объединить слово и образ, рукописные книги богато и красочно иллюстрировались.

XIV–XV века называются эпохой расцвета русской святости, возрождения монашества и отшельничества, расцвета духовной культуры и искусства, средоточием которых были русские монастыри[157]

. Огромным моральным авторитетом пользовались монахи и священники, праведные миряне и благоверные князья, которые впоследствии были причислены к лику святых. Подсчеты показывают, что из 545 святых, прославленных Русской православной церковью до 1938 года, 67 приходится на XIV век, 102 – на XV век, 97 – на XVI век[158].

Святымпочитался человек, который за праведную жизнь, подвиг христианской любви, ревностное распространение веры, а также за страдания и смерть, принятые за Христа, после смерти приближен к Богу и прославлен Церковью[159]

. Конечно, святость ценилась в то время гораздо выше образованности, предприимчивости, умственного развития. Ведь духовное творчество святых доходило до чудотворения, ясновидения, общения с Богом. Именно способность чудотворения и нетленность мощей служили необходимыми условиями канонизации, и эти качества пришлось бы включать в формулу святости, если бы такая нелепая мысль возникла у какого-либо безбожника.

Конечно, «святость» и «интеллигентность» – понятия разноплановые, но у них есть область пересечения, заключающаяся в этическом самоопределении святого и интеллигента. Это обстоятельство позволяет поставить вопрос о соотношении святости и интеллигентностив этической плоскости. Ясно, что интеллектуалы далеки от идеала христианской любви, как и маловеры-скептики, эгоисты, снобы или конформисты. Их оставим в стороне. Только интеллигенты-гуманисты, этическое самоопределение которых отмечено альтруистической озабоченностью, толерантностью и благоговейным почитанием культурных ценностей, могут приблизиться к образу православной святости при условии, что предметом их благоговения являются христианские догматы. Житийная литература показывает, что подобные фигуры не редкость в пантеоне русских святых. Несомненными интеллигентами своего времени были святые равноапостольные первоучители и просветители славянские Кирилл и Мефодий. Однако надо признать, что большинство преподобных, святителей, блаженных, благоверных князей и праведников-мирян по образованности и креативности не достигает современного им уровня интеллектного слоя.