Читаем Библиотека выживания. 50 лучших книг полностью

«Неспешность» начинается с замечания об опасной скорости водителей автомобилей на дорогах, затем цитируется новелла «Никакого завтра» Вивана Денона со знаменитой сценой в карете, где сладострастие между мужчиной и женщиной десятикратно усиливается из-за неспешности езды: «Покачиваясь в такт движению кареты, их тела стали соприкасаться, сперва безотчетно, потом намеренно, а там начала завязываться их история». Чувствуется, что эту фразу написал не француз. Ни один современный французский писатель не написал бы «намеренно»! Тем не менее, все грамматически безупречно и блестяще придумано: «сперва безотчетно, потом намеренно», в такой фразе почти физически ощущается тряска конной повозки на дороге, ведущей из Парижа к замку госпожи де Т., слышится, как лошади едут рысью, ощущается пот желания, выделяемый в сексуальной игре между безотчетным и намеренным! Я увлекся своими свистящими аллитерациями, заимствованными у Расина, но подобная семантическая странность нередко встречается в стиле лучшего франко-чешского писателя.

Другой пример. На одной из страниц: «стоит лунная ночь», выражение повторяется через две страницы: «Я вижу, как она ведет своего кавалера в лунной ночи», и, наконец, еще через тридцать: «Я, стоя перед открытым окном, смотрю на парочку, которая лунной ночью прогуливается в замковом парке». Лунная ночь? Какой устаревший и все же сверхсексуальный термин. «Лунная» воскрешает в представлении другие слова, гораздо более непристойные… влюбленные только что поцеловались и направились в сторону паркового павильона… и та же самая луна оказывается пределом порнографии! Далее Кундера напрямую затрагивает вопрос о дырке в заду, которую Гийом Аполлинер называл «девятыми вратами плоти», и с уморительным бесстрашием разворачивает свою метафору анальной луны: «дырка в небесном заду». Он отважился трижды произнести это редкое выражение, такое мог себе позволить только мигрант. Иностранец приехал во Францию, чтобы обозвать нас облуненными и напомнить нам, что порнография неотделима от утонченности, и что антиэротична лишь слащавость. Проще говоря, тупость куда постыднее пятой точки.

Размышления Кундеры о новелле «Никакого завтра» позволяют ему дать высокую оценку неспешности в любви. Неспешность придает плотским наслаждениям бессмертие. «Есть таинственная связь между медлительностью и памятью, между спешкой и забвением». Медлительность сразу же описывается как признак ума и гедонизма, утраченного умения получать удовольствие. Замедление помогает оказать сопротивление амнезии. Далее следует глава о XVIII веке, где речь идет об «Опасных связях» Шодерло де Лакло (позже он также упомянет «Философию в будуаре» де Сада). «Неспешность» представляет собой признание в любви к французской литературе XVIII века, а также к свободе либертинов-вольнодумцев. Когда Кундера написал этот роман, ему было шестьдесят пять лет: он сменил язык гораздо позже, чем Набоков, Ионеско или Чоран. Каким мужеством надо было обладать, чтобы написать столь чувственный любовный роман на неродном языке!

Я прочитал не все книги Кундеры, но больше всего мне нравится начало его романов, это относится и к «Невыносимой легкости бытия». Кундера умеет запускать историю с непревзойденной живостью. Затем он старается не надоесть читателю, поскольку и сам не готов умереть от скуки. Главы у него короткие, он переключается между персонажами и мини-очерками обо всем, что приходит ему на ум (исторические воспоминания, личные занятные подробности, прочитанные книги, комические сцены, диалоги о соблазнении и т. д.). И мы вместе с ним продвигаем ту новую форму, которую он разработал, вдохновившись свободой Дидро в «Жаке-фаталисте» (тот, в свою очередь, испытал влияние «Тристрама Шенди» Лоренса Стерна).

Прочесть роман Кундеры – значит оказать ему доверие в том, что он проведет нас из пункта А в пункт Б и при этом поделится с нами своей культурой, своим юмором, своей критикой современного мира, смачным анекдотом об одной дуре, влюбленной в Киссинджера, несколькими абзацами о тюрьме знаменитостей, разговорами ученых за мрачным ужином, упоминанием о чешском диссиденте, которого принимают за поляка или венгра… Особенно радует в «Неспешности» то, насколько наплевательски Кундера относится к «построению» своего романа, уподобляясь хорошему мастеру-краснодеревщику, изготавливающему свой стол, и то, что, издеваясь над романом, он тем самым его спасает, создавая напряжение, захватывая наше внимание разбросанными повсюду флюгерами. Выходные, проведенные рассказчиком с женой Верой в загородном замке, где проходила конференция энтомологов, оказываются лишь поводом для того, чтобы побудить нас отправиться в путешествие во времени и пространстве… в литературное приключение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец веры. Религия, террор и будущее разума
Конец веры. Религия, террор и будущее разума

Отважная и безжалостная попытка снести стены, ограждающие современных верующих от критики. Блестящий анализ борьбы разума и религии от автора, чье имя находится в центре мировых дискуссий наряду с Ричардом Докинзом и Кристофером Хитченсом.Эта знаменитая книга — блестящий анализ борьбы разума и религии в современном мире. Автор демонстрирует, сколь часто в истории мы отвергали доводы разума в пользу религиозной веры — даже если эта вера порождала лишь зло и бедствия. Предостерегая против вмешательства организованной религии в мировую политику, Харрис, опираясь на доводы нейропсихологии, философии и восточной мистики, призывает создать по-истине современные основания для светской, гуманистической этики и духовности. «Конец веры» — отважная и безжалостная попытка снести стены, ограждающие верующих от критики.

Сэм Харрис

Критика / Религиоведение / Религия / Эзотерика / Документальное
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное