Библиотекарь рун [СИ]

— Уважаемый Меддур, я прошу Вас не отвечать мне ничего, особенно сейчас. Только немного подумать о моих словах! Если бы не идиотская склока наших далеких предков и не безумное разжигание вражды многими поколениями потом — мы могли бы бытьс Вами друзьями с самого детства. Мы близки по возрасту, по положению…

Должны были бы ездить друг к другу в гости — с пеленок! Вы могли бы, не знаю, учить меня стрельбе из лука, я бы — рассказывал сказки Вашему брату, по-детски — дразнили бы друг друга с вашей сестренкой. Так могло бы быть. И мне искренне жаль этого неслучившегося

прошлого. Вы не кажетесь мне плохим человеком. Я бы с удовольствием сейчас делился с Вами впечатлениями о предстоящей учебе, выспрашивал бы про Ваш опыт, а не тащил бы Вас в качестве заложника в свои подвалы. Просто подумайте, насколько легче и радостнее была бы жизнь каждого из нас — если бы наши родные дали нам возможность — дружить.

С моим последним словом повисла тишина. Я тронул поводья и затрусил рядом с лошадью. А через час Тавес сменил меня обратно. Вовремя. Я уже отрубался на ходу.

***

Ну вот и мой замок замаячил над дорогой. Срочно — закинуть в топку чего-нибудь калорийного и спать-спать-спать — минуток четыреста по минимуму. Ибо завтра «и снова в поход труба нас зовет»… Веки наливались свинцом с каждой секундой. Хотелось дать себе выпасть из седла и уснуть прямо на земле.

А из ворот замка к нам навстречу вылетело несколько всадников.

Глава 16. «За связь без брака!»

Я просто хотел спать. Сидя, лежа, стоя, под музыку или на кровати с гвоздями, отобранной у индийского йога. Вскидывающий руки к небу Вирен, что-то ворчащий Гейдрих… воспринимались как персонажи театра теней — плоскими контурами, с намеком на мир живых. Слова их речи теряли порядок, содержание и общий смысл… Я уже спал, просто — стоя и с открытыми глазами.

— Господа, это наш пленник — Меддур гран Урош. Наемники разбиты. Разбудить через восемь часов. Это приказ, — сказал я в последний миг наяву и ушел во тьму.

***

Проснулся я не сказать, чтобы свежим, но оторваться от подушки, пусть и с усилием, все-таки смог. Осоловело обвел взглядом окружающее пространство — узнавалась моя спальня в замке. Рядом с кроватью стоял мой кастелян, собственной персоной. Через открытое окошко было видно светлеющее небо самого раннего утра.

— Дорогой Вирен, я все расскажу за завтраком, — пообещал я, растирая яростно щеки ладонями.

Вирен сделал шаг в сторону и приглашающе повел рукой. Я только теперь понял, что мысли о еде пришли ко мне, наведенные запахами от блюд на прикроватном столике. Овсяная каша с медом и орехами, свежая выпечка, ломтики буженины и домашнего сыра, кубок с ягодным киселем и кружка с дымящимся травяным настоем — создавали вместе невероятно притягательный аромат, обещающий скорое насыщение. Желудок отозвался громким урчанием.

— Милорд, доброго утра и приятного аппетита! И сразу после — я жду от Вас рассказа о Вашем безответственном подвиге, — безапелляционно сообщил мне кастелян.

Я быстро переместил ноги с кровати на напольный коврик, придвинул с помощью Вирена поближе к себе столик с аппетитными калориями и накинулся на еду. Быть может у королей завтрак состоит из большего количества смен блюд, редких деликатесов, но сейчас мне казалось, что еды в мире вкуснее не бывает и у монархов. Примерно, как разогретая в костре банка тушенки, которую вскрываешь финкой с мучительным предвкушением — после целого дня сидения в засаде на болоте и еще полусуток бега по лесу с перестрелками.

За кружкой бодрящего не хуже кофе взвара я поведал Вирену, практически без купюр, историю прошедших суток. Во время рассказа Руднир только изредка вздыхал и покачивал головой. В подтверждение экономической части моего доклада я потянулся и достал с лавочки для вещей поясной кошель. Кстати, и сам его еще не открывал. Расстегнув ремешки и откинув клапан кошеля, обнаружил, что это, скорее, несессер, а не кошель — каждый слиточек, отливавший теплой желтизной, был зафиксирован в отдельном проеме-кармашке. Обращал на себя внимание и способ обработки кожи — ни одного шва! Отдельные куски кожи будто сплавлялись в единое целое. Эти, как их, Гуччи с Луи Виттоном — плачут в сторонке. Тут я вспомнил «расплав» кожи Поводырей и меня слегка передернуло.

Я вытащил два слитка и положил их на столик.