БИЧ-Рыба (сборник)

Другое дело родственник чира – тугунок. Вот кого ловить интересно.

Здесь целая система, спортивное многоборье, можно сказать. Сначала ловишь живцов – ельчиков, пескарей, даже ерши сгодятся. Потом насаживаешь эту мелочевку на закидушки и ставишь на ночь. Если штук двадцать наладишь, то к утру около десятка налимов вытащишь. Которые помельче – тех сразу на котлеты или в уху. Но встречаются пузаны – смотреть страшно. В них весь секрет и таится. Берешь такого обжору. Гладишь нежненько по брюху. Открываешь ему пасть. Суешь два пальца. Потом резко выдергиваешь и – начинается извержение тугунка. Идет он оттуда совершенно целехонький. Некоторые даже живые попадаются. С хорошего налима можно снять полведра. Но это еще не все. В награду за рыбу налиму дают кусок сахара, пропитанного подсолнечным маслом, и отпускают восвояси. А через день он еще полведра приносит. При аккуратном обращении добытчик будет работать на тебя вплоть до нереста. Но процедура тонкая и грубости не терпит. Встречаются живодеры, которые сразу на пучину бедняге давят. Тугунка, пусть и мятого, они, конечно, добывают, зато теряют главное – ловчий налим уже не возвращается, хоть весь берег сахаром засыпь. Пропал, и концы в воду.

Однако и при деликатном обращении без конфузов не обходится. Одному пальцы сунул, а он как выдаст фонтан лягушек. А я ими с десятилетнего возраста брезгую. Раньше спокойненько брал, любопытствовал. Через соломинку, правда, не надувал. Я противник издевательства, даже над лягушками. Но как-то раз щурят под берегом щупал. Была такая детская забава – травку придавишь и, как только ладонь защекотало, кулак сжимаешь, а там, вместе с травой, – оголец с палец величиной. И вдруг не то чтобы защекотало, а дыбом поднялось. Ну, думаю, язь, не меньше. Подгребаю тину к брюху и – на берег. Глянул на руки, а там лягушка. Страшная, вся в бородавках. С тех пор видеть их не могу. Выдал, значит, налимчик фонтан лягушачий, да мощно так, прямо в лицо. Стою как оплеванный. За что, спрашивается? Вроде не обижал, по-человечески к нему и сахара не жалел, а он в благодарность такое свинство устроил. И не случайно ведь. Если бы по оплошности вышло, он бы хвостом в знак извинения вильнул. А тут лежит, подлец, и не мигая в глаза мне заглядывает, да еще и пасть в ухмылке кривит. Натура, видать, такая, вредная. Налимы, они как люди, у каждого свои счеты и свои расчеты, да и от просчетов ни один не застрахован.

Тугунок – рыбешка интересная, но неказистая, и на столе не смотрится. Некоторые простаки ее за кильку принимают, даже кобениться начинают. У них, дескать, в магазине такого добра на рубль сто голов, если не тыща, потом, правда, когда распробуют, за уши не оттащишь. И все равно – товарец без лица. Зато чир – красавец.

Так вот, рассказал мне один дедок про чировое озеро. Он сам признался, что не хотел делиться, да стар стал, а дорога тяжелая. Двадцать пять километров по реке, плюс три часа пешего ходу. Для старика и соседкин дом – в другом городе. А я-то – молодой!

Нищему собраться – только подпоясаться. А для бешеной собаки сто километров – не крюк. Дождался выходных и двинул.

Не знаю, каким хронометром засекал он эти три часа. Я-то прикидывал, если ему – три, то мне и двух – выше крыши. А тут, гляжу, и два натикало, и три, а озером и не пахнет. Не на Аляске же оно. Нет, кроме шуток, можно так забрести, что и костей раньше двухтысячного года не найдут. Впору и оглобли поворачивать, пока не поздно. Но, с другой стороны, приметы совпадают: ручеек, лодка полусгнившая на берегу – все, как дедок рисовал. Тогда решаю, еще час, а потом – назад, и никаких чиров. Тундра, я вам доложу, не гаревая дорожка. Она только с самолета ровная. А на мне еще и груз: сеть и лодка резиновая. Короче, вязну во мху и деда икотой извожу.

Оказалось – несправедливо. Дедок не обманул. Вышел точно к озеру. Так себе озерцо – рваный голубой лоскуток на полгектара. И не похоже, что рыбное. Одна радость – не заблудился.

Достал я сетку и ахнул. Дома-то не посмотрел. Как дали в мешке, так в рюкзак и затолкал. Парень с работы удружил. А сам, наверно, ее с волейбольной площадки снял, наплава с кольцами прицепил и решил, что ей рыбу ловить можно. Скучно мне стало. Да делать нечего. Сам виноват.

Поставил то, что принес. Потом чайку сварил, подкрепился и лег отдохнуть. Лодку перевернул и блаженствую, как на перине. Ну и задремал.

Просыпаюсь. Мама родная! Сеть пропала. Тундра, кругом ни души. Кто ее снять мог? Разве что дух какой болотный. Быстренько бросаю лодку на воду и наворачиваю веслом, как ложкой. Подплываю – там она, родимая, только затонула. Битком набилась. Еле вытащил.

Чиры словно калиброванные, один к одному. И каждый слиточек килограмма по три, по четыре. Горбоносые красавцы. Вот и вся рыбалка.

Пришел. Увидел. Победил.

Оставалось уйти.

Тут-то морока и началась. Стал укладываться. Бросил полтора десятка в рюкзак и под завязку. Попробовал поднять – глаза на лоб лезут. А впереди… я уже говорил. Отбавил парочку, подровнял до чертовой дюжины. А тех, что остались, – в озеро, на расплод отпустил.