Билет в 1812 (СИ)

Мишель остановил его, поинтересовавшись, что ему требуется. Тот ответил, что они с товарищами, вырвавшись из полыхавшей Москвы, попытались воссоединиться с остатками регулярных войск, однако попали в засаду, и пришлось принять бой. Также он пояснил, у них есть раненые и он хотел попросить, чтобы им оказали хоть какую помощь, а вот понимания у русских мужиков не нашёл, те сразу пошли в атаку. Мишель остановил пламенную речь, повернулся к Сергею и о чём-то пошептался с ним. Тот заговорил с французом. Солдаты успокоились, опустили ружья и направились в сторону леса.

— В чём дело? — поинтересовалась я у Сергея.

Тот объяснил, что попросил принести раненых, и он постарается разместить их у себя в усадьбе. Остальные обещали просто уйти, если им не будут мешать. Вскоре появились солдаты с самодельными носилками, на которых лежали укрытые тряпками люди. Видимо, плохи дела у французов, если за помощью они обратились к своим противникам. Мужики, ранее теснившие неприятеля, подтянулись к церкви и с удивлением разглядывали тех, которых недавно хотели стереть в порошок. Увидев раненых, куда-то убежали и вскоре вернулись с двумя подводами, на которые и погрузили больных.

Остальные французы, убедившись, что их товарищам ничего не угрожает, ретировались в лес. Крестьяне развернули лошадей в сторону усадьбы, куда мы вскоре и добрались. Местная дворня, увидев Сергея, выбежала к нему с поклонами.

— Барин, барин приехал, — раздалось со всех сторон.

Вперёд выступил, убелённый сединами старик, по всей видимости, управляющий.

— Сергей Павлович, ваши матушка с батюшкой в Петербург уехавши. Нас вот оставили за домом приглядывать. Извиняй, если чего не доглядели. Француз тут пошустрил немного, припасы подрастащили, а так вроде всё добро сберегли. Говори, чего надо. Всё сделаем.

Сергей приказал разместить французов по избам. Вскоре раненых распределили на постой. Пришла какая-то старушка и сделала Сергею перевязку. Рана, как я и думала, оказалась не опасной. Затем мы собрались в усадебном доме обсудить наши дальнейшие действия. Сергей был опечален, что отец не дожил до его венчания. Осталось выяснить, где находятся остальные члены семьи. И тут меня осенило.

— Сергей, ты не помнишь, какая дата стояла в дневнике твоей матушки?

Женевьева с упрёком взглянула на меня. Упоминать о печальных событиях было, по крайней мере, неучтиво. Впрочем, Сергей ответил, что не обратил на это внимания.

— Вспомни, это очень важно, — ещё раз попросила я.

— Зачем вспоминать, дневник у меня, — Сергей протянул мне тетрадь.

Я торопливо раскрыла её и показала всем дату.

— Смотрите — двадцать пятое декабря 1812 год.

— Ну и что? — отреагировала Женевьева, — дата, как дата. Ничего в ней необычного не вижу.

— Вы не понимаете: двадцать пятое декабря! Сегодня, какое число?

— Кажется, должен быть конец октября, — вклинился Мишель.

— Вот именно, октябрь. Пошевелите мозгами. Запись в дневнике ещё не сделана.

— Не понимаю, — как это не сделана? — удивилась Женевьева, — ты, случайно, не заболела? Вот она у тебя под носом. Посмотри внимательно, — и ту же осеклась. На наших глазах текст в дневнике начал бледнеть и постепенно исчезать.

— Вот видите, — воскликнула я, — ещё ничего не произошло. Отец Сергея, по всей видимости, жив. Необходимо как можно скорее отправиться в Петербург. Вероятно, нам удастся спасти его или, по крайней мере, попытаться.

— Так что же мы сидим, — вскочил с дивана Сергей, — я сейчас велю закладывать карету, и мы тотчас выезжаем.

— Подожди, не торопись. Сейчас поздно. На дворе ночь, — я остудила его пыл, — выедем завтра ближе к обеду. Нам требуется подготовиться, путь, как я поняла, не близкий.

С моими доводами согласились, и мы стали готовиться к предстоящей поездке. Сергей отдал необходимые распоряжения. Мужчины решили отправиться верхом. Для нас с Женевьевой приказали заложить сани. Также в дорогу необходимо взять кое-какие продукты. До конца дня время, наполненное сборами, пролетело незаметно. Отужинав, разошлись по своим комнатам. Женевьева, несмотря на статус молодой жены, осталась со мной, благоразумно решив, что всё ещё успеется.

— Знаешь, что-то неспокойно у меня на душе, — начала Женевьева, — кажется мне, что наше путешествие окажется не таким уж безоблачным, каким мы его представляем, в дороге всякое может случиться.

— Жэка, не каркай, — остановила я подругу. Кажется, у меня в сумочке должен быть дневник твоего дражайшего родственника. Давай, посмотрим, может, что изменилось.

Женевьева поддержала идею, а я раскрыла тетрадь в надежде обнаружить новые записи.

Помнится, мы прочитали, как Поль и Шарль покинули Москву. Поль писал, что было ещё не очень морозно, но ночами холод пробирал до самых костей и Шарль простыл.

Действительно, запись вновь изменилась.