– Татьяна Александровна, хотите – верьте, хотите – нет, не наследил. В перчаточках работал. У нас, видите ли, поголовная грамотность. Люди читать умеют, – с ехидцей проговорил полковник. – И нет бы классику читать – они всё больше по детективной литературе. Вот и знают, что следы на месте преступления оставлять нельзя.
– Так что же это получается? Мураленко ваш один убийство совершил? Подельников у него не было? – спросила я.
– Получается, что один. Забулдыги, с которыми он корешился, оказались ни при чем. Был суд, Мураленко получил свои двадцать лет.
– Максимум дали? – хмыкнула я. – По сто пятой пошел? И как квалифицировали – убийство с особой жестокостью или кровная месть?
– Жестокость, – с уважением посмотрел на меня Краснобаев. – Но за решеткой ведет себя хорошо, есть шансы, что выйдет по УДО, как пятнарик отсидит.
– А что говорил Мураленко по поводу отрезанных ушей и перевернутого креста? – спросила я.
– А ничего он по этому поводу не говорил.
– Почему?
– А кто его спрашивал? – Краснобаев пожал плечами. – Обвиняемый вел себя как деклассированный элемент, общественно полезным трудом не занимался, нигде не работал. Да и защитник его не особо напрягался. Всех заботило только одно: чтобы Мураленко не отказался от своих показаний. В общем, по-быстрому вынесли приговор, и все, дело закрыли.
– Викентий Леонидович, мне бы хотелось с ним поговорить. Может быть, он расскажет, зачем он отрезал уши и рисовал оккультный знак. Кто подал ему эту мысль? Возможно, у него был идейный, так сказать, вдохновитель. Ведь не могло же ему самому ни с того ни с сего, да еще и в пьяную голову прийти такое? Надеюсь, что тогда и в нашем случае может что-нибудь проясниться.
– Да поговорить с Мураленко можно, отчего же нет. Только вот будет ли от этого разговора какой-нибудь толк? Предположим, скажет он, что в книжке какой-то вычитал. И что дальше? Как это поможет вам в поисках преступника? – спросил полковник.
– Честно говоря, и сама еще не знаю, – призналась я. – Но ведь с чего-то же надо начинать? К тому же сами-то вы верите в такие совпадения? Чтобы два человека в разных городах убили идентичным способом и надругались, можно сказать, над трупом? Уши-то ваш Мураленко тоже у мертвого отрезал?
– Ладно, поехали, Татьяна, – кивнув утвердительно, сказал Краснобаев и встал со стула.
Колония, в которой отбывал срок Илларион Мураленко, находилась от Нижнего Новгорода сравнительно недалеко. Весь путь туда занял у нас не более часа. Во время поездки я продолжала размышлять над убийством Иннокентия Подхомутникова. Я подумала, а что, если не последнюю роль в этом преступлении играет статуэтка Будды? Возможно, мне следовало начать с нее? Но каким образом, пока даже представить себе не могу. Поднять на уши перекупщиков? Не дурак же убийца, чтобы сразу «слить» похищенную вещицу. Скорее всего, сидит пока и не чирикает. Но как бы то ни было, я уже практически на месте. Еще немного, и я узнаю, что же сподвигло Иллариона Мураленко на убийство с отрезанием у жертвы ушей и рисунком перевернутого креста. А главное – кто был его вдохновителем, ну, с чьей подачи он не ограничился одним только убийством? Возможно, этот тип и совершил аналогичное убийство, но уже в Тарасове.
Мы подъехали к колонии; на входе дежурный долго изучал сначала документы Викентия Краснобаева, а затем – и мои. Затем мы с Викентием прошли в большое помещение, из которого был выход в комнаты-боксы для свиданий с заключенными. Илларион Мураленко в сопровождении охранника появился в комнате минут через десять. Это был высокий мужчина в тюремной робе.
– Здравствуйте, гражданин начальник, – поприветствовал Мураленко Викентия Краснобаева и перевел свой взгляд на меня. – А это мой новый адвокат, что ли? Значит, мое дело на пересмотр ушло? Слава тебе господи! Услышал мои молитвы!
– Умерь свой пыл, Мураленко, – прикрикнул на него Краснобаев, – никакой пересмотр тебе не светит! Отсидишь свой срок полностью.
– Но как же так? – недоуменно заморгал заключенный. – Я ведь чистосердечно раскаялся и покаялся, осознал, что я натворил в алкогольном беспамятстве. Я готов искупить свою вину! Я ведь…
– Вот в колонии и искупай, а на свободе тебе до срока делать нечего, – резко оборвал его Краснобаев. – Короче, закрой свой рот и слушай.
– Конечно, конечно, гражданин начальник, – зачастил Мураленко, – я что, я разве ж не понимаю, дисциплина превыше всего и все такое прочее. Я понятливый, я…
– Заткнись, сказал! – угрожающе крикнул Краснобаев. – Умолкни и слушай. Вот Татьяна Александровна хочет с тобой поговорить.
– А она адвокат? – с надеждой спросил заключенный.
– Тьфу ты! – в сердцах вскричал Викентий Краснобаев. – Ты замолчишь, в конце концов, или нет?
– Молчу, молчу, – испуганно проговорил Мураленко. – Я ж все понимаю, гражданин начальник. Только вот истосковался я по воле, словечком перекинуться не с кем.
– Ты что, в одиночке, что ли, сидишь? – спросил Краснобаев.
– Никак нет, гражданин начальник, в общей камере. Но народ у нас, сами знаете какой. Да и лица всё одни и те же.