— По-моему, у нее все неплохо.
— Вот и я так думаю. Мы с ней можем до Боулдера доехать, там выбор побольше будет. А на обратном пути заглянем к Рикки Паттерсону, машины посмотрим. Может, пообедаем в «Хэнди Эндис».
— Что, если они и тебя разыскивают?
— Нет, Билли, им нужен ты. Они меня чуток поискали в Нью-Йорке, может, заглянули к моей сестре в Куинс, никого не нашли, да и бросили эту затею.
— Надеюсь, ты прав.
— Я придумал. Первым делом мы с Элис заглянем в «Буффало эксчендж» или «Коммон тредс». Куплю ковбойскую шляпу и натяну по самые уши. И-и-ха! — Баки тушит очередную сигарету. — Знаешь, она о тебе очень высокого мнения. Ты в ее глазах просто герой. И в хоре певец, и в койке удалец.
— Надеюсь, она иначе сформулировала мысль?
В ванной по-прежнему льется вода. Элис еще поет — оно, может, и хорошо, но Билли приходит в голову, что она неспроста подолгу торчит в душе. Не может отмыться.
— Иначе. Она сказала, что ты — ее ангел-хранитель.
2
Полчаса спустя, когда пар из ванной выветрился, Билли идет бриться. Элис подходит к двери.
— Ты ведь не против, что я поеду?
— Ничуть. Повеселись, проветрись, но смотри в оба и не стесняйся попросить убавить громкость, если от его музыки у тебя кишки задрожат. Он обычно врубает звук на полную, когда по радио включают «Creedence» или «Zep». Вряд ли что-то изменилось.
— Хочу купить пару юбок и топов — помимо краски для волос и нового парика для тебя. Какие-нибудь дешевые кеды. И нижнее белье… — Она умолкает.
— Не такое уродское, как то, что купил бы твой ничего не смыслящий в моде дядюшка? Брось, мои чувства можешь не жалеть. Я сильный — как-нибудь справлюсь.
— Да нет, меня все устраивает, но этого мало. И бюстгальтер с целыми лямками мне тоже не помешает.
Билли об этом не подумал. Как не подумал про южные номера на «форде».
Хотя Баки опять ушел на веранду — курить, попивая апельсиновый сок (ну и сочетание, думает Билли), — Элис переходит на шепот:
— Только у меня нет денег.
— Пусть Баки об этом позаботится. А мы с ним сочтемся.
— Точно?
— Да.
Она берет его за руку, свободную от бритвы.
— Спасибо. За все.
Как странно слышать от нее слова благодарности. И в то же время — совершенно нормально. Парадокс, не иначе. Вслух Билли говорит только:
— Пожалуйста.
3
В четверть девятого Баки и Элис садятся в «чероки» и отчаливают. Элис сделала макияж, и от кровоподтеков на ее лице не осталось и следа. Впрочем, они и без косметики почти не видны. С ее свидания с Триппом Донованом прошло больше недели, а на молодых все быстро заживает.
— Звони, если что, — говорит Билли на прощание.
— Да, папочка, — отвечает Баки.
Элис заверяет его, что обязательно позвонит, но по ее лицу видно, что мысленно она уже в пути: болтает с Баки, как болтают все нормальные люди (если в происходящем есть хоть капля нормальности), и думает о магазинах и обновках, которые, возможно, примерит. Этим утром, если не считать долгого душа, по ней и не скажешь, что неделю назад ее изнасиловали.
Проводив их, Билли поднимается по указанной Элис тропинке и находит ту самую хижину — летний домик, как его назвал Баки. Заглядывает внутрь. Видит некрашеный дощатый пол и нехитрую мебель: складной стол и три складных стула. Впрочем, что еще ему нужно? Надо только принести свою словодробилку да, может, банку колы из холодильника.
Не жизнь, а сказка! Кто это сказал? Кажется, Ирв Дин, охранник «Башни Джерарда». Давно было дело. Как будто в другой жизни. Так и есть: в жизни Дэвида Локриджа.
Билли идет по тропинке до конца и смотрит через ущелье на противоположную сторону, где должен стоять отель-призрак. Никакого отеля он не видит, только пару обугленных столбов. Кондоров тоже нет.
Он возвращается в дом за «маком» и колой. Ставит их на стол в летнем домике. Если распахнуть настежь дверь, света в комнате вполне достаточно. Билли с опаской присаживается на один из складных стульев — ничего, вполне крепкий. Открывает файл со своей историей, прокручивает страницы вниз до того места, где Тако вручил мегафон Фариду, их толмачу, и уже хочет приняться за работу, от которой его оторвал риелтор Мертон Рихтер, как вдруг замечает на стене картину. Он подходит ближе, потому что картина висит в дальнем углу комнаты — зачем ее там повесили, непонятно, туда даже свет не попадает, — и видит на ней кусты живой изгороди, фигурно подстриженные в форме разных зверей. Слева стоит пес, справа два кролика, посередине два льва, а за ними, кажется, бык. Или так изобразили носорога? Картина написана плохо, зелень неестественно яркая, и художник зачем-то мазнул львиные глаза красным — видимо, хотел придать им зловещий вид. Билли снимает картину и поворачивает ее лицом к стене: иначе взгляд то и дело будет за нее цепляться. Не потому, что она хорошая, а потому, что плохая.
Он открывает банку колы, делает большой глоток и принимается за работу.
4