— На заре жизни вы купаетесь в удовольствиях, и вам кажется, что так будет всегда. Но время идет, годы летят и насылают вам парфянские стрелы. Наступает момент, — продолжал он жаловаться, — когда во всем вас начинают настигать разочарования, краски уходят из жизни, и существование становится бесцветным, как полинявшее покрывало. Э-эх, я давно должен был привыкнуть к этому состоянию!
Принц не успокаивался и все говорил, говорил о том, что он теперь ни на что не годится и никому не нужен. А когда-то его приветствовала Мария Антуанетта, прославляла Екатерина Великая, за советами к нему обращался Казанова.
— Мое время прошло, — не переставал сетовать он. — Мой мир умер.
Попрощавшись и пожелав спокойной ночи опечаленному принцу, Л а Гард-Шамбона двинулся по направлению к дому. Но и опять он не дошел до своего жилища. Поэт-песенник повстречал еще одного старого приятеля, некоего графа Z, возвращавшегося в отель «Римский император».
Граф Z был молодым, всего двадцать один год, но очень богатым человеком. Его отец, входивший в число фаворитов Екатерины Великой, недавно скончался и оставил приличное состояние. (Не был ли это граф Завадовский?) Ла Гард-Шамбона проводил его до отеля, и, сидя в номере за рюмкой, они, обсудив вечерние приключения, договорились встретиться назавтра в полдень и отправиться верхом на лошадях в парк Пратер. Когда же Ла Гард-Шамбона пришел в назначенное время, его ждал сюрприз: в номере было темно, шторы задернуты, а граф Z все еще спал в кровати.
— Вставайте, вставайте! — начал тормошить его поэт. — Лошади готовы. Вы что, заболели?
Граф поднялся и, еле сдерживая слезы, промолвил:
— Вчера я потерял два миллиона рублей.
— Вы в своем уме? — поразился Ла Гард-Шамбона. — Или изволите шутить? Когда я уходил, вы легли в постель, и я собственноручно гасил свечи.
Граф объяснил, что после ухода Л а Гард-Шамбона к нему заявились друзья и предложили сыграть в карты. И они дулись до утра.
Ла Гард-Шамбона раздвинул шторы и увидел, что карты все еще валяются на полу.
Он решил разобраться во всем и переговорить с картежниками. Никакого результата. Л а Гард-Шамбона потом встретился с русскими делегатами, надеясь на то, что они пристыдят шулеров, обчистивших его друга. Поэт был поражен их реакцией.
— Стоит ли так волноваться из-за каких-то бумажек? — сказал ему один дипломат, имея в виду ассигнации. — Вся Европа в Вене сидит за столом, покрытым зеленым сукном. Идет игра не на деньги, а на государства. Один бросок дипломатической кости может означать потерю сотен тысяч, нет, миллионов голов. Почему бы мне не выиграть, если повезет, несколько бумажек?
Граф Z, похоже, стал первой жертвой азартных игр, разворачивавшихся на Венском конгрессе и вокруг него.
Глава 19
НЕПОРЯДОЧНОСТЬ
Ходят слухи, будто конгресс закончится 15 декабря. Не забывайте об этом ни на минуту, как делаю я.
Принц де Линь
Миротворцы окончательно рассорились из-за захвата Саксонии Пруссией, и лорд Каслри чувствовал себя путником, сбившимся с дороги. 6 декабря из офиса премьер-министра в Лондоне пришла депеша, добавившая ему головной боли.
Британское правительство узнало о непослушании министра из разных источников, в том числе из Австрии и Франции. Премьер-министр, лорд Ливерпуль приказал впредь неукоснительно следовать официальному внешнеполитическому курсу. Ему надлежало развернуться на 180 градусов и поддержать Саксонию.
В депеше лорду Каслри в назидательном и не допускающем возражений тоне указывалось и на то, чтобы он прекратил конфликтовать с союзниками Британии; прежде всего имелась в виду, конечно, Россия. Британия все еще ведет войну за Атлантическим океаном с Соединенными Штатами, напоминали Каслри из Лондона, и правительство не желает, чтобы возникла еще одна война — в Европе, тем более из-за проблем, имеющих для союзников лишь касательное значение. В письме говорилось: это правило относится ко «всем вопросам, которые до настоящего времени обсуждались в Вене».
Инструкции ставили Каслри в затруднительное положение: ему предстояло теперь тяжелое объяснение с прусским канцлером. Испытывая некоторое смущение, но тем не менее твердо Каслри заявил, что Британия отзывает свое первоначальное согласие на оккупацию Саксонии. Лондон не может мириться с этой акцией.
Гарденберг запротестовал, изумившись внезапной перемене британской позиции, назвав демарш Каслри «ударом в спину». Канцлер довольствовался тем, что у него по крайней мере имелось согласие Меттерниха. Он, наверное, забыл, каким условным и неопределенным было это «позволение». А может быть, он рассчитывал на устную, не зафиксированную на бумаге договоренность.