Битва на Калке. 1223 г.

В этом плане весьма показателен следующий случай. Летом 1899 г. в Архангельской губернии А.В. Марковым в трех вариантах была записана и названа им (со слов сказателя) былина «Камское побоище». Поскольку в ней упоминалось среди прочих имя некоего Самсона Колыванова, исследователь увидел в основе былины рассказ об историческом событии из новгородского прошлого — одном из неудачных походов новгородцев в Югру в 1357 г., закончившемся поражением новгородской дружины и гибелью ее предводителя Самсона Колыванова, о котором в Новгородской четвертой летописи кратко сообщается: «Самсона Колыванова убиша на Югрѣ, съ другы»[86]. А.В. Марков нашел и объяснение названия былины: «Если в названии „Камское побоище“ можно видеть указание на речку Каму, левый приток реки Конды, впадающей слева в Иртыш недалеко от его устья, — то наша былина точнее летописи определяет место битвы»[87]

.

Но это резко противоречило прежним выводам представителей исторической школы о том, что под «Камским побоищем» следует понимать. «Калкское побоище», то есть битву на Калке[88]. В.Ф. Миллер в своих замечаниях на статью А.В. Маркова о Камском побоище писал: «Трудно допустить такой процесс эпической обработки исторического новгородского похода в Югру, чтобы от всего события в эпический рассказ отложилось только одно имя предводителя новгородской дружины Самсона Колыванова и ничего другого, ни одной реальной черты события, притом настолько громкого, что оно было занесено в скудную словами Новгородскую летопись». Превращение «Калкацкого побоища» в «Камское» он объяснял трудностью его произношения для северного крестьянства, где функционировала былина[89]

.

Авторитет В.Ф. Миллера как главы исторической школы в это время был настолько высок, что А.В. Маркову в итоге пришлось отказаться от своего мнения. Гипотеза, что былина «Камское побоище» является отражением сражения на Калке, воспроизводилась в литературе до 1950-х гг., пока С.Н. Азбелевым (1926–2017) не была показана слабость аргументов сторонников этого мнения[90].

Возвращаясь к вопросу — был ли реальный Александр Попович, живший в начале XIII в., изначально фольклорным персонажем, укажем на главную ошибку деятелей исторической школы в фольклористике. Они не учитывали того, что имена самых знаменитых русских богатырей были достаточно распространены.

Знакомство с историческими источниками позволяет задать вопрос — а того ли богатыря Илью Муромца обследовала комиссия Минздрава УССР в 1988 г.? Известно, что первое упоминание о мощах Ильи Муромца относится к 1594 г., когда в Киеве побывал посланник императора Священной Римской империи Рудольфа II Эрих Лассота (ок. 1550–1616), оставивший описание достопримечательностей Киева. В Софийском соборе его внимание привлек придел с могилами богатырей: «В другом приделе церкви была гробница Ильи Муромца [Eliae Morowlin], знаменитого героя или богатыря [Bohater], о котором рассказывают много басен. Гробница его ныне разрушена, но в том же приделе сохранилась гробница его товарища». В Антониевой пещере Киево-Печерского монастыря он видел «великана и богатыря, названного Чоботком [Czobotka]». Эрих Лассота даже сообщает историю этого прозвища Чоботок (чобот — сапог). «Как говорят, когда-то внезапно напали [на богатыря] неприятели как раз тогда, когда он надел было один из сапогов своих. Не имея под рукой другого оружия, он в то время оборонялся от них другим сапогом, еще не надетым, и перебил им всех своих врагов, почему и был назван Чоботком»[91]

. Примечательно, что для Эриха Лассоты Илья Муромец — в приделе Софийского собора и великан Чоботок — в Антониевой пещере — разные богатыри.

Данное свидетельство породило две версии. По одной, прототипом Ильи Муромца был воин по имени Чоботок, родившийся в Муроме в 1188 г. После тяжелого ранения в бою он «роздал нажитые богатства на украшение храмов» и постригся в монахи, приняв новое имя — Илья. Другая версия, основываясь на том, что в Южной Руси его называли не Муромцем, а Моровлянином, говорила о том, что его родиной мог быть городок Моровийск неподалеку от Карачева. Высказывались и другие предположения.

Что касается Добрыни Никитича, то помимо дяди князя Владимира Святославича исследователи в летописях с X по XII в. нашли еще шесть Добрынь: новгородского воеводу Добрыню Рагуиловича, новгородского посадника Добрыню, До-брыню Галичанина и новгородского архиепископа Добрыню Ядрейковича. К прототипам богатыря также причисляли киевского боярина Добрынку и суздальского боярина Добрыню Долгого.