Битва на Калке. 1223 г.

5) Описание в летописях кометы Галлея, видимой в сентябре 1222 г., также ничего не дает, поскольку летописи «привязывают» ее к разным годам, а Никоновская летопись дает для нее два года — 6731 и 6733 гг.[125] Это заставляет признать перенос события с одного года на другой и воздержаться от высказывания.

6) В.Н. Татищев отмечал, что битва произошла «в день пятнишный». При этом пятницей были как 16 июня 1223 г., так и 31 мая 1224 г. Поскольку пятница «привязывается» к дню битвы, речь должна идти о 1224 г.

Разбирая доводы А.А. Куника, что битва произошла в 1223 г., А.Б. Салтыков отметил, что тому были не известны показания греческого синаксария, в котором захват монголо-татарами Судака в Крыму датируется 27 января 1223 г. У Ибн аль-Асира сказано, что после поражения кипчаков (половцев) «татары долго оставались» в их земле. Поскольку от захвата Судака до конца мая 1223 г. прошло всего четыре месяца, термин «долго» нельзя относить к 1223 г., а саму битву следует отнести к 31 мая 1224 г.[126]

После появления статьи А.Б. Салтыкова в школьных учебниках годом битвы на Калке окончательно стал признаваться 1224 г.[127]

Правда, не все из историков согласились с этой датой. Так, вывод А.Б. Салтыкова вызвал критические замечания архивиста С.А. Аннинского (1891–1942) в его комментариях к изданию «Хроники Ливонии», упрекавшего А.Б. Салтыкова, что им были использованы только те материалы, которые в середине XIX в. были известны еще А.А. Кунику, а весь вывод строится на показании греческого синаксария, где имеется запись, сделанная в крымском Судаке под 27 января: «В тот же день пришли впервые татары 6731 года».

При этом встал вопрос — как относиться к переводам иностранных источников, точнее, что предпочесть — ранее сделанный перевод или более новый? Общие правила предполагают, что следует выбрать новый, поскольку с момента публикации прежнего перевода могли появиться новые исследования источников и т. п. Правда, это не всегда так. Сравнивая классические переводы с древнегреческого и латыни с современными переводами, нередко видишь ущербность последних, вызванную отсутствием гимназического образования, предусматривавшего обязательное знакомство с древними языками.

С.А. Аннинский, сравнивая перевод труда Ибн аль-Асира, сделанный востоковедом Н.И. Ильминским (1822–1891), которым пользовались А.А. Куник, а вслед за ним А.Б. Салтыков, отметил, что в нем относительно пребывания монголо-татар в Кипчаке используется слово «долго», а уже в следующем по времени переводе В.Г. Тизенгаузена (1825–1902) вместо слова «долго» читается «некоторое время». Известный арабист академик И.Ю. Крачковский (1883–1951), к которому С.А. Аннинский обратился за консультацией, подтвердил, что слово muddatan, использованное автором, должно употребляться именно в последнем значении[128]

.

Между тем через несколько лет после смерти М.Н. Покровского (он умер от рака в апреле 1932 г.) в стране развернулась критика его взглядов. Она началась с совместного постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР» от 15 мая 1934 г., где, в частности, говорилось: «Вместо преподавания гражданской истории в живой и занимательной форме с изложением важнейших событий и фактов в их хронологической последовательности с характеристикой исторических деятелей — учащимся преподносят абстрактное определение общественно-экономических формаций, подменяя таким образом связное изложение гражданской истории отвлеченными социологическими схемами»[129]. Ни для кого не стало секретом, что это был первый, пока еще завуалированный, выпад в адрес М.Н. Покровского.

27 января 1936 г. в газетах «Правда» и «Известия» было опубликовано официальное сообщение «В Совнаркоме Союза ССР и ЦК ВКП(б)», где обошлось уже без обтекаемых формулировок: «Среди некоторой части наших историков, особенно историков СССР, укоренились антимарксистские, антиленинские, по сути дела ликвидаторские, антинаучные взгляды на историческую науку. Совнарком и ЦК ВКП(б) подчеркивают, что эти вредные тенденции и попытки ликвидации истории как науки связаны в первую очередь с распространением среди некоторых наших историков ошибочных исторических взглядов, свойственных так называемой „исторической школе Покровского“»[130]. Ближайшим следствием этого постановления стало то, что 11 ноября 1937 г. Московский государственный университет в своем названии потерял добавление «имени М.Н. Покровского», полученное им 20 октября 1932 г.